В апреле Смоленскому Камерному театру исполняется 25 лет. Все эти годы бессменным художественным руководителем театра является актер и режиссер Николай ПАРАСИЧ. С ним мы решили поговорить о смысле театрального бытия, а также о самых наболевших проблемах.
– Часто приходится слышать, что мол, театру уже слишком много лет, он существует со времен Древней Греции и поэтому он выродился, его место должны занять кино и телевидение. Вы тоже считаете, что театр устарел?
– Театр не может выродиться или устареть. Человеческая жизнь – сама по себе театр, и люди, как сказал Шекспир, в нем актеры. Театр заложен в человека Природой или Господом, кому как нравится. Вот встречаются два человека и начинают друг с другом беседовать, делиться своими переживаниями, мыслями, жестикулировать, даже кричать друг на друга – и вдруг сам собой возникает театр. Возникает какая-то странная энергетическая вибрация. И третий, сидящий рядом, от этого уже глаз не может оторвать. Так что театр никогда не умрет. Точнее он умрет вместе с человечеством.
Посмотрите, ведь древние произведения Эсхила, Софокла или Еврипида до сих пор идут в театрах. Значит, они не потеряли своего значения, хотя написаны много веков назад. Почему? Да потому, что они повествуют о человеческих чувствах, о человеческих страданиях, о любви и ненависти, о добре и зле, о жизни и смерти. А это во все времена одинаково.
Что касается других искусств, которые вышли из театра – кино и телевидение – то в них нет удивительного и волшебного обмена энергиями между актерами и зрителями. Здесь многое зависит от того, как снял оператор, а потом смонтировал режиссер. То есть между актерами и зрителями появились посредники. А в театре их нет.
И потом, в кино актер не может исправить какие-то свои ошибки, как говориться, что снято – то снято, а в театре идет постоянная работа над ролью, над ошибками. Это очень важно, потому что именно работа над ролью позволяет добиться более точного образа, и именно работа над ролью – главный источник самосовершенствования мастерства актера.
– В античном мире театр имел высокий статус: для театра писали философы и императоры. А что представляет собой современный театр? Просто развлечение?
– Театр – это не развлечение, а что-то гораздо большее. К сожалению, сегодня телесериалы и киноблокбастеры привели к тому, что многие (в том числе актеры и режиссеры) стали относится к театру именно как к развлечению.
Но у театра много задач – и образовательная, и воспитательная, и только отчасти развлекательная. Думаю, что основная его задача – «глаголом жечь сердца людей». Театр должен убивать равнодушие, будить в людях эмоции, вести к катарсису – просветленному очищению души через сопереживание. Именно об этом говорил Аристотель, который, собственно, и ввел в театральную философию понятие «катарсиса». И мы должны возвращаться к этому изначальному древнегреческому представлению о театре.
Обязательно нужно, чтобы молодежь проходила через это очищение. Ведь когда человек смотрит спектакль в театре, идет рост души: душа плачет, смеется, сопереживает. Причем каждый из спектакля выносит что-то свое. У нас была постановка «Счастливое происшествие» по Славомиру Мрожеку. Пьеса интересная и многоплановая. Но вот что удивительно: одна аудитория на спектакле хохочет, а другая аудитория сидит чернее тучи, люди чуть не плачут. Меня всякий раз это поражает до глубины души – насколько мы все разные, и насколько сложен и неоднозначен сам театр.
– Вы последователь театральной школы Михаила Чехова. Чем эта школа отличается от традиционной школы Станиславского, и почему в советское время эта школа была под запретом?
– Под запретом она была потому, что Михаил Чехов в 1928 году эмигрировал из СССР. Впрочем, теперь стало документально известно, что у него не было другого выхода, ибо его ждала участь Мейерхольда.
И я должен сказать – нельзя отделять Чехова от Станиславского. Их разделять – в корне не верно. Ведь Чехов считался лучшим учеником Станиславского. Сам Константин Сергеевич говорил, что, мол, если хотите посмотреть мою систему, то идите, смотрите Мишу Чехова. Просто Чехов, как творческий человек, оказавшийся в бесцензурной атмосфере, по-своему развил и дополнил систему Станиславского. К сожалению, многие до сих пор этого не хотят понять и принять.
Что касается отличий школы Чехова от школы Станиславского, то в самом простом изложении – они разошлись в трактовке так называемых «аффективных чувств». По Станиславскому артист должен строить роль, руководствуясь принципом «я в предлагаемых обстоятельствах». Чехов же от этого отказался. По Чехову театр – это все-таки мир фантазии и воображения, а значит актер должен увидеть и почувствовать персонаж, а потом показать его образ зрителю, и «Я» актера здесь не причем.
Споры обо всем этом в театральном мире шли долго, но время показало, что правы оказались оба. Теперь эти школы существуют во всем мире параллельно. И более того, от каждой школы пошли различные ответвления, сочетающие в себе и то, и другое, хотя раньше они считались не сочетаемыми. Это все говорит только об одном: творчество – безгранично, его нельзя запихнуть в какие-то теоретические рамки.
Как режиссер, я провожу тренинги по методикам Михаила Чехова с молодыми актерами, а также с теми молодыми людьми, кто еще только собирается посвятить свою жизнь театру. Стараюсь привить им не только любовь, но и потребность в театре. Станут они актерами или не станут – неизвестно, а вот потребность в театре у них должна сохраниться на всю жизнь.
На этих тренингах есть упражнение, когда ты должен у себя внутри, в голове установить тишину. Ведь у нас внутри все время идет какой-то разговор. И вот я заметил, что нынешним молодым людям это упражнение дается с очень-очень большим трудом. Их мозги уже приучены к развлекаловке, их нужно ежесекундно развлекать. Психологи давно заметили, что современный человек может сосредоточить свое внимание на чем-либо где-то в пределах от 2 до 8 секунд, а затем он начинает скучать и переключается на что-то другое. На этом принципе построено все американское кино – action, действие ради действия.
Да, голливудские актеры прекрасно владеют техниками, но души-то за всем этим часто нет. И когда закончится фильм, вы с трудом вспомните, о чем же он был. Такие теперь и музыкальные клипы. В результате появилось так называемое «клиповое сознание», «клиповое восприятие» и «клиповое мышление». Это своеобразный наркотик.
Преодолеть все это и помогают методики Михаила Чехова. Ведь он говорил, что различные актерские техники – это хорошо, но этого недостаточно. Молодого актера надо еще развивать, как личность. Это достигается огромным трудом, в том числе и внутренним трудом.
А о каком внутреннем труде сегодня может идти речь, если мерилом абсолютно всего стали деньги. Не секрет, что многие актеры за один вечер, снявшись в рекламе, зарабатывают такие деньги, какие в театре они зарабатывают года за два, а то и за три! Я не против больших гонораров. Я против театральной бедности, которая заставляет актеров идти искать заработок на стороне. А «халявные» деньги, которые легко достаются, развращают людей, отучают их от элементарного труда, от вдумчивой каждодневной работы над собой и над ролью.
– Многие чиновники от культуры считают, что театры бедные из-за того, что они государственные, а вот если театры перейдут на самоокупаемость и станут коммерческими, то будут жить хорошо…
– Меня глубоко ранят, когда говорят, что театр должен быть на самоокупаемости. Так могут говорить лишь полные профаны, либо циники, которым нужны одни лишь деньги, и которым наплевать на культуру и искусство. Ибо любой театр на самоокупаемости превращается в пошлый балаган. Это аксиома.
Процесс до безобразия прост: чтобы заработать больше денег, надо ставить то, что хочет видеть публика. А что хочет публика мы видим по репертуару кино: стрельба, кровь, драки, мат и секс. Зрителю в массе своей нужно зрелище, шоу. Поэтому из театрального репертуара начинает исчезать классика и современные серьёзные произведения, а их место занимают водевильно-бытовые, детективно-уголовные, эротические и прочие легковесные пьески. Поймите меня правильно: я не против легких пьес, я против их абсолютного доминирования.
Впрочем, некоторые театры и их руководители, борясь за зрителя, поступают по-другому: берут какую-то классическую пьесу и «осовременивают» ее до неузнаваемости, так что получается спектакль про совсем другое. Причем настолько «осовременивают», что если бы классик увидел свое творение в таком виде, повесился бы от стыда за кулисами. Разве это – театр? Это – ба-ла-ган! Разве мы этим что-то хорошее воспитаем?
Театральные эксперименты с классикой возможны, но они должны быть аккуратны и корректны, чтобы не произошло опошления великой литературы. Чтобы не получилось «я с Пушкиным на дружеской ноге».
Поэтому, когда в советские времена театр был государственным, не было такой безумной балаганизации. На мой взгляд, это было правильно. Сейчас во многих западных странах театры субсидируются государством. И они не стесняются, что используют советский опыт. Но они взяли лучшее из этого опыта. То есть там государственное финансирование сочетается с невмешательством во внутренние дела театра.
– Ваш театр – муниципальный, то есть вы зависите от городских органов власти. Неужели ни разу чиновники не вмешивались в вашу работу, в творческий процесс? Неужели у вашего театра не было проблем из-за чиновников?
– В творческий процесс никто никогда не вмешивался и не вмешивается. Но в жизни нашего муниципального театра были трудные времена, когда прежние городские власти объявили нас «нерентабельным, убыточным предприятием», которое не приносит доход в городскую казну, и решили выселить на окраину. Тогда за труппу вступился весь город: и депутаты горсовета, и горожане. В здании театра уже вовсю хозяйничали какие-то люди, намеревавшиеся реконструировать наши помещения под кинотеатр-мультиплекс, но театралы сумели доказать, что мы – нужнее! И вы знаете, мы не в обиде на тех, кто нам тогда вставлял палки в колеса, так как мы поняли, что нужны людям, а значит мы стали сильнее.
Мне обидно за другое – многие наши государственные деятели, хотят на культуре зарабатывать деньги, чтобы от культуры была какая-то материальная польза. Больше их ничего не волнует. Они не задумываются над вопросами: а какая материальная польза от «Джоконды» Леонардо да Винчи? Какая материальная польза от стихов Александра Пушкина? Какая материальная польза от музыки Чайковского? А какую материальную пользу приносит школа?
– Спонсоры театру помогают?
– Спонсоры помогают тем, кто на виду – в Москве. А нам – нет. Не знаю, может быть это только у нас так, а в других провинциальных городах и есть какие-то меценаты, но у нас о них не слышно. Причем, знаете что обидно: мы ведь не на зарплату просим, а на реквизит и костюмы, то есть на вполне конкретные вещи. Никто почему-то не откликается. Может быть не у тех просим или не так это делаем? Но думаю, что это происходит оттого, что в государстве нет законов, поощряющих меценатство и благотворительность. За границей такие законы есть: меценаты и благотворители освобождаются от каких-то налогов, а у нас почему-то этого нет.
– Какие театральные проблемы вы бы выделили особо? Есть проблемы, которые являются потенциально опасными для театра?
– Проблем, конечно, много. Вот, например, цены на билеты. Я прекрасно понимаю, что театр – дорогое искусство. Если в кино билет стоит 200-300 рублей, то почему в театре билет должен стоить меньше? Сами подумайте – киномеханик крутит одну из множества копий фильма, а в театре каждый раз играют живые люди! Кино – это массовое производство, автоматизированный ширпотреб, а в театре всегда ручная работа, каждый спектакль – это уникальный и штучный товар, который не подделаешь и не повторишь. Не бывает двух одинаковых спектаклей.
Актерский труд – интеллектуальный труд, а у нас так повелось, что работа головой почему-то не считается работой. Такую работу у нас принято плохо оплачивать. Посмотрите, как живут представители интеллектуальных профессий – ученые, преподаватели, инженеры, изобретатели. А ведь именно их работы лежат в основе человеческой цивилизации. Это именно они придумали все, что нас окружает.
Хотя в нашей стране есть еще один нюанс: если во всем мире в театр ходить престижно богатым и бедным в равной степени, то в России в театр ходят, как правило, те у кого нет денег, но у кого есть душа. Те же, у кого есть деньги предпочитают ходить в рестораны, сауны, казино. Сложилась парадоксальная ситуация – количество денег совершенно не зависит от интеллектуальных способностей и моральных качеств. И это страшно, ибо если у богатой элиты ничего за душой нет, кроме денег, если у нее нет тяги к прекрасному и благородному, то такое общество обречено.
Но особо меня волнует то, что сегодня молодые люди не хотят быть главными режиссерами. Слишком большая ответственность. Современные молодые театральные режиссеры предпочитают быть просто свободными художниками: в одном месте что-то поставил, завтра ставит уже в другом месте. То есть к постоянной работе в каком-то одном театре они относятся как к обузе.
Впрочем, сегодня и многие директора театров не хотят иметь главных режиссеров, так как считают, что сами могут управлять репертуаром театра. Они уверены, что институт главных режиссеров умирает, и на первое место выходит директор-менеджер, который занимается не самореализацией, а зарабатыванием денег. Поэтому они работают только с приглашенными режиссерами. Никого из них не заботит, что спектакли, поставленные приглашенными режиссерами, разваливаются после отъезда режиссера!
Все эти процессы опасны, они разрушают театр.
Разрушает театр и слабая подготовка артистов. К сожалению, уровень театральной подготовки по всей стране падает. На мой взгляд, это связано с общим падением уровня интеллекта в стране. Сдается мне, что реформа образования завела страну в какой-то темный тупик невежества. Молодежь перестала читать и это очень плохой симптом.
– Как вы считаете, актерской профессии можно научить или это все-таки дар Божий?
– Конечно, это дар. И этому дару можно только помочь раскрыться, усилить его какими-то инструментами, дать ему различные техники, приучить к труду. Научить можно только этому. Ведь этот дар Божий требует постоянного, ежедневного труда. К сожалению, я уже как педагог, сталкиваюсь с тем, что приходят действительно талантливые ребята, от природы талантливые, которых, что называется Бог поцеловал, и им кажется, что с таким даром они с легкостью завоюют зрителя и обретут славу, но привычки к постоянному труду у них нет, и они пропадают, уходят в никуда.
Думаю здесь дело в том, что сейчас навязывается одна серьезная лжеистина – богатым и успешным стать можно очень быстро, даже ничего не делая. Вон Рокфеллер в Америке был нищим, а стал миллионером. Но этот миф не говорит, что испытал Рокфеллер, как ему серьезно пришлось потрудиться, чтобы стать богатым и знаменитым. Так же и с актерами. Почему-то молодым кажется, что все знаменитые актеры стали такими по мановению какой-то волшебной палочки. Конечно, доля везения в судьбе актера есть, но в основе всего все-таки лежит труд.
– В Москве много театральных вузов и поэтому кадровый вопрос там не стоит, а откуда в провинциальных театрах берутся актеры?
– Россия, слава Богу, состоит не из одной Москвы, и во многих крупных провинциальных городах тоже есть свои театральные вузы и свои театральные школы. Причем зачастую замечательные. И далеко не все известные актеры учились в столице.
Сегодня появился еще один источник пополнения кадров – в небольших областных городках, где нет возможности открывать специализированные театральные учебные заведения, открываются актерские и режиссерские факультеты при каких-то местных гуманитарных вузах. И это, на мой взгляд, хорошо.
Плохо другое. После окончания провинциальных театральных вузов или факультетов, после прохождения практики в местных театрах актеры стремятся, как правило, уехать в Москву. Очень немногие остаются работать в областных театрах. Поэтому я нахожусь в постоянном поиске талантов.
С другой стороны, как осуждать таких людей, если зарплаты в театрах на периферии – кот наплакал. Поэтому некоторые наши актеры подрабатывают в других местах – на радио и телевидении, играют небольшие спектакли в детских садиках и школах, проводят свадьбы и праздники.
– Как режиссер кого вы пригласите в труппу: человека с образованием, но без таланта, или без образования, но с талантом?
– Возьму без образования. Но если смогу приучить его к постоянному труду, и если он сможет адаптировать свою нервную систему к непростым условиям театра. Ведь у артистов, как и у военных, есть такое слово «надо». День-ночь, хочешь-не-хочешь, устал-заболел – на все один ответ – надо! Наверное поэтому актеры говорят, что они не работают, а служат в театре. Станиславский хорошо сказал: «Театр – это как военный корабль в море». Если команда не будет объединена, если она не будет единым целым, то во время даже небольшого шторма корабль может затонуть.
А я бы сравнил театр с монастырем. Монахи ведь тоже служат, но служат не по принуждению, а по любви.
Беседовал Дмитрий Тихонов
