Смолянка четвертый год пытается доказать, что ее муж умер из-за ошибки фельдшера

Вдова стала одним из инициаторов создания петиции, которую подписали 49 потерпевших по аналогичным делам из разных регионов России

Жительница поселка Красный Смоленской области Елена* стала вдовой почти четыре года назад. Женщина убеждена, что ее супруга Николая* не стало из-за фатальной ошибки фельдшера, которая ввела мужчине с инсультом адреналин. Уголовное дело возбуждено, но расследование застопорилось из-за очередного проявления некомпетентности представителей регионального бюро судебно-медицинской экспертизы.

Я бьюсь за правду и справедливость больше трех лет. Я являюсь потерпевшей по делу и я же единственный непосредственный свидетель всех событий. Это «оказание помощи» происходило на моих глазах, фельдшер сама мне сказала, что ввела мужу адреналин, а это нельзя было делать ни в коем случае. Но проблема в том, у меня нет доказательств. Вскрытие могло расставить все на свои места, но оно было проведено неправильно, с множеством нарушений. Мне надо было записывать все происходящее на аудио или видео. Кто же знал, что так надо, это ведь нельзя было предвидеть. Почему работники скорой медицинской помощи не работают с видеокамерой, как, например, сотрудники Госавтоинспекции? – сокрушается Елена.

***

Трагедия произошла 29 января 2020 года. Около 21:30 Николаю стало плохо: он начал припадать на левую сторону, а речь стала распевной. Елена сразу поняла, в чем дело, вызвала скорую помощь и сообщила о вероятном инсульте. Также было решено позвонить товарищу мужа Леониду*, чтобы тот при необходимости помог с транспортировкой пациента в Смоленск. Совершить звонок 50-летний мужчина сумел самостоятельно, то есть до рокового укола он был в сознании.

Время приезда скорой – это первый примечательный момент. До нашего дома от больницы ехать две минуты, они пишут, что были у нас через семь минут. За эти «семь минут» Леонид, который тогда уже чуть ли не готовился ко сну, успел одеться, прогреть машину, приехать к нам, зайти в дом, выслушать, что у нас происходит и выехать навстречу скорой… На самом деле с момента вызова прошло около 37 минут – мы это выясняли в ходе следственного эксперимента. Они сходу врут даже о времени приезда!

По словам Елены, фельдшер Галина* «толком не осматривала пациента» — вместо этого сразу сделала ему внутримышечный укол.

Как только она поставила укол в ягодицу, мой муж посинел и захрипел. Я сразу задала вопрос: «Что вы ему укололи?». Она сама испугалась, но ответила мне четко и ясно: «Адреналин», – вспоминает Елена. – Николай продолжал синеть, а она стояла в каком-то оцепенении. Я стала ее спрашивать, что нужно делать. Тогда она начала проводить непрямой массаж сердца. Вроде как, прокачала, кожа даже стала приобретать нормальный окрас, но муж все еще хрипел. Я видела, что она не знает, как поступить, поэтому спросила, кто в тот день дежурил на скорой из врачей. Оказалось, что Виталий* – я его знаю, это врач-реаниматолог, он с моим мужем был в хороших, можно сказать дружеских отношениях… И я поняла, что нужно срочно обращаться к нему.

Во время описываемых событий Леонид находился на улице. Когда стало ясно, что квалифицированной медицинской помощи от фельдшера ждать бессмысленно, Елена выбежала к другу семьи и попросила его съездить в больницу за дежурным врачом. Вскоре мужчина привез медика, но тот мало чем смог помочь.

Когда Виталий зашел в дом, я ему все рассказала: что фельдшер уколола Николаю адреналин, что он начал синеть и хрипеть, что после массажа сердца цвет кожи улучшился, но хрипы остались… Она ни слова не отрицала, в том числе про адреналин! Виталий сразу понял, что у мужа западает язык, и все это время – минут 15 – у Николая не было нормального дыхания. Я тогда не знала, что это ведет к отеку мозга и какие последствия от укола адреналина могут быть при инсульте… Но Виталий, видимо, уже все понимал – даже сам растерялся сначала.

SmolNarod обратился к врачу кардиологу-реаниматологу высшей категории Леониду Кудрявкину с вопросом, можно ли вводить человеку с инсультом адреналин. В ответ он сообщил, что при инсульте сильно повышается давление, адреналин – это препарат, который поднимает еще больше. То есть при инсульте адреналин противопоказан. Вводить его пациенту с инсультом можно только в одном случае и как последнее средство – при остановке сердца.

Собравшись с мыслями, дежурный врач попросил у фельдшера трубку, чтобы пробить гортань и дать доступ кислороду. В чемоданчике медработницы нужного прибора не оказалось, пришлось бежать до кареты скорой помощи. Но и принесенная трубка оказалась неподходящей.

Виталий сказал, что это не такая трубка (нужна была с металлическим наконечником), но другой не было, и Николаю поставили ту, что была. Муж продолжал хрипеть, а мне сказали: «Едем, возьми документы и одеяло». Потому что у них в машине его даже укрыть было нечем! Документы я тогда не нашла, схватила только плед, и Николая понесли на улицу – в машину СМП.

Отдельного внимания заслуживает «карета скорой помощи»: на вызов к пациенту с инсультом, которого даже чисто технически не могли госпитализировать в местную ЦРБ, приехала не реанимационная машина, хотя бы в теории приспособленная к дальним перевозкам больных, а УАЗ. Состояние и оснащение автомобиля, по словам Елены, неприятно удивило не только ее саму, но и дежурного врача.

Виталий спросил, почему приехала не реанимация, а УАЗик, а она говорит: «Реанимация стоит в гараже». Тогда Виталий сказал, что мы не довезем Николая до Смоленска, но та ответила: «Реанимацию нужно выгонять из гаража, прогревать, перегружать пациента – уже не успеем»… Поэтому нас повезли на УАЗике. А теперь медики говорят, что это я приняла решение везти мужа в Смоленск на такой развалюхе!

Деваться было некуда, и водитель УАЗ с пациентом, его супругой и фельдшером направились в областной центр. Примечательно, что состояние мужчины перед отправкой в город, согласно медкарте, оценивалось как стабильное. Расстояние между населенными пунктами составляет 52 километра, но дорога заняла примерно час.

Дорога была плохая, а машина – еще хуже. В ней не было ни оборудования, ни термоодеяла, ничего – только кислородный баллон и маска. По пути трясло так, что даже у меня, у здоровой, голова отрывалась! Я кислородный баллон физически не могла удержать – он у меня выпадал, и маска соскакивала. А фельдшер в это время качала ему сердце. Но если машину всю дорогу так трясло, и руки постоянно соскакивали, как она могла правильно сделать непрямой массаж? А потом, когда стало известно о переломах ребер у моего мужа, она стала говорить, что якобы я самостоятельно проводила реанимационные действия, поломать ребра могла тоже я, но только не она.

На самом деле реанимационные действия я не проводила. Я вызвала скорую помощь и надеялась, что они сделают все  возможное для спасения моего мужа. А с ее слов получается, вообще все я делала, что не имеет ничего общего с действительностью. Да и возникает вопрос: а чем, простите, в таком случае фельдшер занималась?

Самое страшное, что все время в пути, в том числе от безумной тряски, у Николая перло давление, а до этого сосуды от адреналина полопались – там страшнейшее кровоизлияние было и даже вклинивание головного мозга в затылочное отверстие. Разве можно на такой машине, да еще и без оборудования везти его было? Зато потом, когда я написала ходатайство и следователь организовал проверку, они эту машину вмиг оборудовали, как полагается: термоодеяло вдруг появилось, кардиограф, дефибриллятор, ИВЛ, даже носилки для пострадавших в ДТП! Проверка прошла, а как только следователь уехал, машину обратно разукомплектовали.

***

В Смоленск «скорая помощь» прибыла около 23 часов. По пути фельдшер позвонила коллегам из Клинической больницы №1 на улице Фрунзе – предупредила о тяжелом пациенте и необходимости реанимационной бригады. Несмотря на это, машину из Красного никто не встретил, и медик сказала Елене бежать внутрь – звать врачей.

Внутри я увидела несколько медработников, они были во фланелевых халатах поверх белых медицинских – видимо, уже готовились ко сну. Я стала просить о помощи, кричать, чтоб к нам направили реанимационную бригаду, а на меня смотрели, как на дурочку – какой пациент, какая бригада? Когда мы вышли наконец на улицу, дверь машины уже была открыта, а Галина заявила: «Реаниматолог уже не нужен. Давайте терапевта» [согласно медкарте, клиническая смерть наступила в 22:45 – прим. ред.]. А как так? Когда я выходила из машины, муж был жив, и прошло максимум пять минут, пока я бегала по больнице с мольбами о помощи! Его же надо было реанимировать! Тут я уже начала кричать, плакать ругаться: «Вы что делаете? Человека еще можно спасти, попытаться спасти! Вы должны реанимировать!». Тогда я не знала всех норм, а реанимировать можно в течение 30, а по новому протоколу в течение 40 минут…

Никто по-настоящему даже не пытался спасти Николая. Дежурный врач-реаниматолог из Клинической больницы №1 вышел без какого-либо чемоданчика – руки в карманах. Он зашел в машину, а меня вытолкнули. Я попросила водителя открыть мне заднюю дверь, села рядом с реаниматологом. А тот не спеша, вальяжно копался в чемодане нашего фельдшера, не мог ничего найти, а ведь каждая минута была на счету. На эмоциях я закричала, что буду судиться с ними, если моему мужу не окажут помощь, тогда реаниматолог достал пластиковый флакон – я это четко помню, именно пластиковый – набрал в шприц жидкость, стал тыкаться в руки мужа. Я говорю: «У него на руках вены плохие, есть же другие – тыльная сторона ладони, ноги…».

Минут 20 они изображали какую-то деятельность, потом вышли, и все – мужа не стало. Биологическую смерть констатировали в 23:30 [согласно медкарте, в 23:25 – прим. ред.]. Никакие бумаги никто не заполнил – нас даже в больницу официально не взяли.

Уже на очной ставке этот реаниматолог сказал: «Я сделал вывод, что там никакая помощь уже была не нужна – мне привезли труп, поэтому никакой реанимации и не производилось». И этого врача следователи долго найти не могли – он по некой причине уволился и переехал в Брянскую область.

***

Через месяц после смерти мужа Елена написала заявление в Демидовский МСО регионального СУ СК, к которому относится Красный. В первые месяцы вдова не замечала никакой активности со стороны следователя.

Затянувшаяся доследственная проверка сдвинулась с мертвой точки только после обращения Елены к Андрею Киселеву, заместителю руководителя регионального СУ СК Анатолия Уханова. А 2 июня 2020 года было возбуждено уголовное дело по факту гибели Николая, случившееся квалифицировали по части 2 статьи 109 УК РФ, то есть как причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей. Однако вскоре стало ясно: доказать ошибку фельдшера будет непросто, и всему виной – некачественное проведение судебно-медицинской экспертизы.

Вскрытие проводилось в Смоленске, в морге на Рославльском шоссе, но, как отмечает Елена, сделано это было по меньшей мере посредственно. Судебно-медицинский эксперт не описал почти ничего из того, что могло бы послужить неопровержимыми доказательствами врачебной ошибки.

Результаты экспертизы были описаны на нескольких листах. В целом же причиной смерти был объявлен отек мозга в результате внутримозгового кровоизлияния.

При этом в медицинской карте все описано «как надо», будто помощь была оказана безупречно: быстро, точно, правильно… Но ведь это не так! Вся карта была сфальсифицирована. Все, что там описано, на самом деле не выполнялось фельдшером, а то, что было сделано в действительности, и, подчеркну, сделано неправильно, – все перекладывается на меня.

Например, про адреналин она утверждает, что это я ее просила ввести, но она отказалась, а у меня якобы почему-то эта мысль засела в голове. Мол, спрашивайте у жены, зачем ей адреналин нужен был – представляете? Ребра тоже якобы поломала я. И я же якобы не давала сделать больному кардиограмму: «вела себя возбужденно, препятствовала проведению ЭГК, постоянно требуя введения адреналина». Представляете, до чего доходит фельдшер в попытках выйти сухой из воды?

Впоследствии Галина дописала и вложила в карту листочек из тетрадки, согласно которому адреналин все же был, но колол его (шесть инъекций по 1 мл каждые пять минут) смоленский врач, хотя в действительности этого не было. А еще через некоторое время, спустя примерно 2,5 года после смерти, «нашлась» посмертная ЭКГ, которая якобы затерялась в личных вещах фельдшера. Хотя ЭКГ не делали вообще, и есть свидетели, которые подтверждают, что такого аппарата даже не было в «карете» скорой помощи. Заявление о фальсификации медкарты я написала.

***

За неполные четыре года по данному факту было проведено четыре экспертизы, сейчас идет пятая, но Елена сомневается в том, что она будет результативной, так как в ее основе – сомнительные результаты вскрытия, а также та самая медицинская карта.

Как пояснила вдова, при проведении первой, дополнительной и повторной экспертиз следователем было поставлено по четыре дежурных вопроса. Очередное исследование прошло в частном московском бюро – оттуда поступили хоть какие-то ответы. Даже на основании данных из откорректированной медицинской карты были выявлены некоторые дефекты при оказании медицинской помощи. В частности, до прибытия дежурного врача ЦРБ, пишут эксперты, вопреки «Клиническим рекомендациям (протоколам) по оказанию скорой медицинской помощи при острых нарушениях мозгового кровообращения», Галина не выполнила ЭКГ-исследование, глюкометрию, не обеспечила внутривенный или внутрикостный доступ и инфузионную терапию, а также не установила воздуховод и интубационную трубку. Тем не менее, по версии комиссии, в результате действий фельдшера состояние пациента не ухудшилось. Однако позволим себе подчеркнуть, что в основе этого суждения лежат данные из медкарты за авторством Галины. По поводу же самой карты эксперты пишут, что она была оформлена с нарушениями: часть значимой информации отсутствует, часть граф не заполнена.

В ноябре 2022 года следствие инициировало проведение еще одной экспертизы, на которую вынесен 61 вопрос. В настоящее время она продолжается – во всяком случае, другой информацией вдова не владеет. Тем временем расследование уголовного дела приостановлено до получения новых результатов.

***

Что касается показаний участников событий, фельдшер придерживается позиции, согласно которой она все сделала безупречно, а во всех огрехах виновата исключительно жена пациента. Медработница утверждает, что пациент изначально был без сознания (хотя совершенные им самим звонки говорят об обратном). Кроме того, по словам фельдшера, она вводила мужчине раствор сульфата магния и мексидол, а это два разных укола, тогда как вдова четко помнит: инъекция была лишь одна.

Дежурный врач решил открещиваться вообще от всего: мол, ничего не знаю, ничего не помню. То есть глобально такие свидетельства играют на руку его бывшей коллеге (позднее он уволился из Краснинской ЦРБ).

Сама же Елена прошла исследование на полиграфе, который подтвердил, что женщина говорит правду. Медики же предпочли не рисковать и отказались от проверки.

***

Увы, подобные трагедии не редкость. Скандалы, связанные с врачебными ошибками, повлекшими смерть пациентов с незавидной стабильностью разгораются по всей стране постоянно. За годы борьбы Елена нашла немало единомышленников. Случаи описывались самые разные, но каждый раз как минимум часть проблем сводилась к несовершенству отрасли судебно-медицинской экспертизы.

Так, например, у умершей жительницы Самары эксперт обнаружил и описал мужские половые органы, все зубы (и это в 86 лет), а также желчный пузырь, который был удален задолго до смерти женщины.

Впрочем, и на Смоленщине ситуация с экспертизами трупов плачевная. Достаточно вспомнить утонувшую жительницу Дорогобужского района с прикушенным языком — при прижизненном отсутствии зубов. Или школьника из областного центра, который погиб после драки с ровесниками из Михновки и причина смерти которого была опровергнута после эксгумации и повторного исследования в другом регионе. Или «фантомный» разрыв печени, установленный экспертом у умершего, который был прикован к больничной койке в течение двух месяцев в Красном кресте.

Потерпевшие по делам, связанным с ятрогенными преступлениями, создали петицию и отправили ее 1 сентября 2023 года уполномоченному по правам человека в РФ Татьяне Москальковой, генеральному прокурору Игорю Краснову и председателю СКР Александру Бастрыкину. Публикуем текст прошения.

«Нас всех, подписавшихся из регионов РФ, объединяет одно — врачебная халатность, приведшая к смерти наших родных. После констатации смерти проводится патологоанатомическое, судебно-медицинское исследование трупа. Согласно должностной инструкции  патологоанатома и судмедэксперта, в их обязанности входит проведение квалифицированной и качественной патологоанатомической, судебно-медицинской диагностики с использованием современных методов исследования, гистологических исследований со своевременным и качественным оформлением медицинской и иной документации, в соответствии с установленными правилами. А также проведение вскрытия тел умерших с последующим гистологическим исследованием секционного материала, заполнение врачебного свидетельства о смерти.

Однако патологоанатомы и судмедэксперты, являясь должностными лицами, зная о своей безнаказанности, небрежно выполняют свои должностные обязанности, нарушают приказы министерства здравоохранения №354н, №346н, Федеральный закон №73-ФЗ, которые являются обязательными к исполнению.

При исследовании трупа умышленно скрывают истинную причину смерти, не вскрывают полость черепа, при внутреннем исследовании не в полном объеме описываются и исследуются внутренние органы, не производятся взвешивания органов, что является обязательным, не забирается кровь и образцы органов от трупа на токсилогическое, химическое, бактериологическое, вирусологическое исследования, что является обязательным для установления достоверной причины смерти, производят подмену и уничтожение органов. Описание наружного осмотра не соответствует действительности, не описывают особые приметы (татуировки, шрамы, родимые пятна), по которым можно идентифицировать личность, не описывают и не указывают телесные повреждения, с которыми труп поступает в морг, а также  следы медицинских манипуляций.

В одном из уголовных дел, судмедэксперт при описании женщины в возрасте 86 лет «обнаружил» наличие всех зубов и мужской половой член. Не смотря на явные нарушения при вскрытии, обнаруженные потерпевшими, заявления на патологоанатомов и судмедэкспертов следствием не рассматривается, и данные врачи к ответственности не привлекаются по ст. 307, ст. 293 УК РФ.

На основании заведомо ложных актов вскрытия уголовные дела о ненадлежащем оказание медицинской помощи повлекших смерть наших близких расследуется по 5-8 лет, с назначением нескольких судебно-медицинских экспертиз, которые не могут установить причинно-следственную связь, что затягивает расследование уголовных дел, в связи с вышеуказанными нарушениями при вскрытии.

Просим Вас донести до регионов СУ СК РФ всю серьезность данной проблемы и необходимости привлечения к уголовной ответственности патологоанатомов и судмедэкспертов по ст. 307, ст. 293 УК РФ.

Пресекать и привлекать к ответственности за  не законные/необоснованные отказы в возбуждении уголовных дел против патологоанатомов и судмедэкспертов, осуществляющих вскрытие и производство судебно-медицинских экспертиз.

Данная проблема существует во всех регионах РФ по ятрогенным делам, и виновные в смерти наших близких уходят от ответственности. Просим организовать прием с Руководителем СК РФ Бастрыкиным А.И.».

Петицию подписали 49 человек из разных регионов России, потом появились и другие желающие, но документ уже был отправлен. Обратная связь до сих пор поступает подписантам из разных регионов, но по поводу смоленского дела пока тишина.

*Имена изменены по этическим причинам.

SmolNarod.ru