На примере изучения Второй мировой войны было показано, что даже кратковременные гендерные различия на рынке труда могут иметь долгосрочные последствия, отмечает профессор РЭШ Ольга Кузьмина. Какими же могут быть потенциальные эффекты эпидемии СOVID-19 и карантина, связанного с ней, на гендерное неравенство в России?
Гендерное неравенство – комплексная проблема, характеризующаяся значительными и устойчивыми различиями в социальных и экономических показателях женщин и мужчин. Это могут быть различия в доступе к образованию и медицине, в участии на рынке труда, уровне зарплаты, в доступе к предпринимательству, участии в политике и государственном управлении, распределении домашнего неоплачиваемого труда внутри семьи.
Считается, что уменьшение гендерного неравенства (как и любых других форм неравенства) приводит к увеличению ВВП.
Распространённость и масштаб неравенства в среднем меньше в развитых странах по сравнению с развивающимися, и, хотя в целом есть тенденция к сокращению гендерных разрывов по времени, это не происходит одновременно и одинаково во всех странах. Так по индексу глобального гендерного неравенства в пятерку стран с наилучшими показателями входят Исландия, Норвегия, Финляндия, Швеция и Никарагуа, а замыкают рейтинг из более чем 150 стран – Конго, Сирия, Пакистан, Ирак и Йемен. Россия в 2020 году находится примерно в середи не – на 81-м месте, между Сальвадором и Эфиопией.
В связи с текущей эпидемией вируса COVID-19 и беспрецедентными мерами по введению карантина по всему миру, экономисты задумываются не только о явных глобальных последствиях для мировой экономики, но и о менее явных непрямых эффектах на нее, в том числе через изменения в гендерной составляющей на рынке труда.
Неоднородный эффект на разные сектора экономики
Сейчас экономисты обсуждают два основных канала, которые могут повлиять на гендерное неравенство.
Первый – через отличающиеся у женщин и мужчин риски потери работы и зарплаты в связи с непропорциональным влиянием эпидемии и карантина на сектора с разной занятостью женщин и мужчин.
Направленность этого эффекта спрогнозировать не так просто. С одной стороны, сегодняшний кризис отличается от обычных рецессий тем, что сейчас сильнее, чем обычно, страдает сфера услуг, где традиционно занято больше женщин. Но здесь очень важно уточнять, о каких именно услугах речь, ведь не вся российская экономика состоит лишь из ресторанов и салонов красоты. По данным Росстата за 2019 год 49% всех занятых женщин в экономике работали в трех сферах – это торговля, здравоохранение и образование. В то время как гостиницы, предприятия общественного питания и предоставление прочих услуг (к которым как раз и относятся салоны красоты) – обеспечивали меньше 8% занятости женщин.
Поэтому с точки зрения оценки риска потери работы имеет смысл отдельно выделить сектора, имеющие бюджетное финансирование, в которых занятость, скорее всего, сохранится. Из частного же бизнеса, вероятно, меньше пострадают отрасли, которые либо являются критически важными и не прекращают свою деятельность во время карантина (например, торговля продуктами питания, частные медицинские центры), либо характеризуются одновременно возможностью выполнять работу «удаленно» и продолжают иметь достаточный спрос на свои товары/услуги непосредственно или через производственные цепочки.
Например, сельское хозяйство, производство и гостиничный бизнес проигрывают по этому критерию финансовой, научной деятельности, администрированию, некоторым видам онлайн-образования. На уровне индивидуальных же характеристик работника, даже при сравнении одних и тех же профессий, возможность удаленной работы положительно коррелирует с уровнем образования, богатством, работой в компании (а не на себя), женским полом.
По тем же данным Росстата получается, что в «бюджетных» и «удаленных» секторах работало около 49% всех женщин и 40% всех мужчин (или 69% против 52%, если добавить сферу торговли). Такой перекос вызван, прежде всего, гораздо более высокой занятостью женщин по сравнению с мужчинами в сферах здравоохранения и образования (примерно 4 к 1 в обеих отраслях). В целом это может означать, что риск потери работы сейчас выше для мужчин, а не для женщин, как было предсказано по американским данным, учитывая гендерную структуру занятости по отраслям.
При этом такая оценка не учитывает разные возможности женщин и мужчин быстро найти новую работу, особенно в сферах повышенного спроса (например, если возросла потребность в курьерах, а ими обычно работают мужчины, то им может быть проще быстро найти работу в случае потери). Но вряд ли такой адаптивный эффект перекроет изначальную разницу, так как количество подобных рабочих мест тоже ограничено.
Эффект от закрытия ДОУ
Второй канал, во многом накладывающийся на первый, действует через неожиданное закрытие детских образовательных учреждений. При этом эффекты могут быть разными в зависимости от состава семьи. Если раньше работающие родители могли отдать своих детей в садик и школу, то сейчас эта возможность полностью отсутствует. В случае с онлайн-образованием, не все дети могут быть абсолютно самостоятельны, особенно если речь идет о младших школьниках. При этом другая помощь (от нянь, бабушек и других родственников и т.д.) также может быть существенно ограничена из-за самоизоляции, хотя нужно отметить, что Россия в этом плане находится в более выигрышном положении по сравнению со многими развитыми странами, так как бабушки и дедушки традиционно больше помогают в воспитании детей.
Интересно, что в развитых странах, именно возможность аутсорсинга домашних обязанностей – ухода за детьми, уборки и т.д., является одним из важных объясняющих факторов более высокой рождаемости у более образованных женщин по сравнению с менее образованными.
Естественным образом ситуация с закрытыми ДОУ не скажется на эффективности работы людей, не имеющих детей младшего возраста (по данным последней переписи населения 2010 года, около 88 млн людей, что составляет около 75% от общего взрослого населения страны, не проживают совместно с детьми младше 18 лет). Также большого негативного эффекта, скорее всего, не будет и на семьи с детьми, где один из родителей (чаще мать) или другой человек, проживающий вместе (бабушка или дедушка), и до карантина брал на себя полностью уход за ребенком.
Для остальных же семей встает острый вопрос, как совместить уход за детьми в течение рабочего дня с непосредственно работой. Самыми незащищенными категориями населения здесь оказываются матери и отцы-одиночки (а таких, по данным переписи около 5 и 0,6 млн человек, соответственно), особенно не имеющие помощи со стороны.
Среди семей с маленькими детьми, где оба родителя работают, можно выделить несколько важных факторов. С одной стороны, по данным развитых стран, даже в семьях, где оба родителя работают, женщины тратят больше времени на домашние обязанности и уход за детьми, чем мужчины. Если считать, что изначальные факторы, которые повлияли на такое распределение домашнего труда (такие как традиционные нормы и ролевые модели или относительный доход супругов) никуда не делись, то резко возросший груз домашних обязанностей еще сильнее ляжет на женщин. Это может привести к уменьшению относительной производительности женщин по сравнению с мужчинами на рынке труда и к большему риску увольнения.
В долгосрочной перспективе это также может сказаться негативным образом на гендерном неравенстве, так как даже временный выход с рынка труда может сопровождаться потерями человеческого капитала и худшей карьерной траекторией в будущем.
Взаимодействие эффектов
С другой стороны, возможна и обратная ситуация. Если из-за непропорционального эффекта карантина на разные отрасли экономики, который обсуждался выше, женщины имеют меньший риск потери работы, то может сложиться такая ситуация, что по крайней мере временно существенная часть ухода за детьми ляжет на мужчин. Такая ситуация возможна и в семьях, где женщина работает в критически важных отраслях экономики (особенно в здравоохранении), а мужчина — «удаленно» из дома.
Экономисты выделяют несколько механизмов влияния даже краткосрочного дополнительного взаимодействия отцов с детьми на долгосрочное участие в их воспитании: это и больше информации о нуждах детей, и больший полученный опыт, и большая привязанность к детям.
Другие гипотезы
Еще одно важное последствие эпидемии и карантина — потенциальный всплеск домашнего и бытового насилия. Так, многие страны уже заметили увеличение таких преступлений, а некоторые кризисные центры в России сообщили об увеличении звонков на телефоны службы доверия. Экономисты выделяют разные триггеры такого поведения. Это и прямые последствия карантина, увеличивающие время нахождения потенциальной жертвы и абьюзера в замкнутом помещении, и невозможность обратиться за помощью, как психологической, так и медицинской.
Непрямые эффекты могут также действовать через увеличение риска депрессии, посттравматического синдрома, хорошо задокументированные для предыдущих эпидемий, таких как SARS и свиной грипп, — например, из-за потери работы, уменьшения дохода, общей экономической неопределенности или непосредственно боязни заболеть.
Эти эффекты непропорционально сильно воздействуют именно на женщин (и детей), поэтому отдельные ресурсы должны быть направлены на выявление таких преступлений, общее усиление мер поддержки женщин и увеличение доступности вариантов информирования о ситуации, не привлекая внимание абьюзера (например, такая система оповещения может быть установлена в аптеках, куда женщина может выйти в одиночестве).
Экономистам еще только предстоит аккуратно измерить и протестировать все эти механизмы, взаимодействующие друг с другом в сложных комбинациях. Однако уже сейчас понятно, что возможны очень разные сценарии, в том числе и позитивные — приводящие к уменьшению гендерного неравенства.
