Смоленск как яблоко раздора

В минувшем году в свет вышла книга «Беларуская Смоленщина». После того как информационное сообщение о ее выходе появилось, в том числе на нашем сайте, по поводу издания разгорелась нешуточная дискуссия. Вдумчивое исследование книги показало, что ее авторы под видом исторических фактов преподносят информацию, цель которой – вбить клин между братскими народами, а то и реализовать украинский сценарий на территории Республики Беларусь. «Смоленская народная газета» предоставила площадку историку, гражданину Белоруссии, который разоблачил фальсификаторов истории и предположил, какова истинная цель авторов книги о «Беларуской Смоленщине».           

Случайно попали в руки «Записки товарищества любителей белорусской истории имени Вацлава Ластовского» (выпуск 2). Тема этого сборника обозначена как «Беларуская Смоленщина» (орфография оригинала). Меня она заинтересовала, поскольку сам проживаю на территории Беларуси, но учился в Смоленске, корни моей матери — смоленские. Уже в аннотации прочитал, что материалы сборника «дают достаточно полное представление об истории этой земли, которая была оторвана от ВКЛ в ХУII веке». Не могу сказать, что мои знания об истории Смоленщины исчерпывающи, но в свое время много времени посвятил  изучению этой темы. Так что интерес к указанным выше материалам был вполне профессиональным.

Итак, уже при чтении первой статьи сборника «Краткая история Смоленщины по энциклопедиям» появилось легкое недоумение. Вызвано оно было, мягко говоря, некоторыми неточностями в изложении отдельных фактов смоленской истории. Например, неизвестный автор энциклопедической компиляции сомневается в существовании в Смоленске в ХII веке детинца. А в качестве аргумента запустения города в этот период приводит пресловутый «капустный огород», который якобы располагался на Соборном холме. Между тем все, кто интересуется древней историей Смоленска, знают, что как раз ХII век – период расцвета Смоленска – центра обширного Смоленского княжества. По количеству возведенных каменных зданий Смоленск соперничал со столицей древнерусского государства Киевом. Авторитетные историки (Н. Н. Воронин, П. А. Раппопорт, Б. А. Рыбаков, Е. А. Шмидт и др.) едины в своем мнении: детинец древнего Смоленска располагался на Соборном холме. Что же до «капустного огорода», то здесь придется углубиться в древнюю историю. А было так: смоленский князь Ростислав, добившись создания отдельной Смоленской епархии в 1136 году, дает епископу жалованную грамоту, согласно которой Смоленская епископия получает 10% от всех княжеских доходов. В подробном перечислении княжеских даров фигурирует и «огород с капустником и с женою и с детми». В данном случае «капустник» — это огородник. И в этом контексте нелепо предполагать, что весь Соборный холм в ХII веке был превращен в «капустный огород». Да и вряд ли на высоком холме без должного полива (а где взять воду?) буйно произрастал этот овощ, демонстрируя полный упадок Смоленского княжества. Кстати, в той же Уставной грамоте Ростислава Мстиславича перечислены волости, с которых надлежало взимать дань в пользу смоленской епархии. Это в том числе и населенные пункты современной Беларуси: Мстиславль, Копысь, Лучин, Басея (ныне на границе Горецкого и Шкловского районов), Мирачицы, Витрино, Прупой (позднее — Пропойск, в настоящее время Славгород), Кречуг (Кричев). А это почище, чем капустный огород на горе. И как-то не вяжется с бедственным положением древнего Смоленска.

Далее, к сведению «энциклопедистов» «Записок»: смоленскую крепостную стену нельзя назвать кремлем, так как, если верить Большой советской энциклопедии, которую, как ни крути, писали профессионалы, кремль – это «центральная укрепленная часть русского феодального города». А смоленская крепость включала в себя весь город.

Или, например, присваивание войне Московского княжества с Речью Посполитой (1654-1667 годы) названия «потоп». Поляки могут обидеться: в их истории «потопом» называется вторжение Швеции на территорию Речи Посполитой в 1655-1660 годах (см. Популярную энциклопедию польского научного издательства, 2004 год). Есть причина обидеться на авторов «Записок» и у чехов. Поскольку, приватизировав смоленского святого Меркурия, кандидат филологических наук Владимир Седура наделяет его чертами белорусского национального героя (стр. 75). Вообще-то Меркурий был родом из Моравии. Да разве такие детали заботят автора статьи «Смоленщина – извечная земля белорусского народа». Главное в другом: «Смоленская легенда о святом Меркурии – выдающийся литературный памятник белорусского народа… И напрасно московцы хотят присвоить этого народного белорусского героя себе, чтобы использовать  его в своих интересах, выдавая его героические поступки как борьбу за их интересы против татар». Лихо загнул. Оказывается, были разные «интересы» в борьбе с татарами. И, похоже, белорусские «интересы» были более интересными, нежели московские.

С большим удивлением для себя обнаружил, что именно белорусские купцы (и это в IХ-ХII веках!!!) заимствовали из Византии культурные ценности, высаживали их на смоленскую почву, на которой взросли такие опять же белорусские просветители как Авраамий Смоленский, Климентий Смолятич и даже смоленский князь Роман. С последним Владимир Седура поторопился, сделав его национальным героем. Поскольку, как известно, именно смоленский князь Роман Ростиславович «ходил с войском на Литву, где великое разорение учинил… роздал пленников по селам в работы, повеле на них пахать, от чего пословица хранится: «Зле, Романе, робишь, что литвином орешь» (В. Т. Татищев). К смоленским белорусам, согласно Владимиру Седуре, относятся и Михаил Глинка, и Василий Докучаев, и еще ряд тех, кого смоляне «наивно считают выдающимися деятелями российского народа». Впрочем, есть люди, которые принадлежат всему миру. Благодаря своему таланту, вкладу в мировую культуру, науку, гуманистическим устремлениям. На степень гениальности Глинки, думается, никак не повлиял тот факт, был ли он белорусом или великороссом. Впрочем, сам Глинка себя вряд ли имел основание идентифицировать с белорусами. Скорее с поляками.

Но даже приведенные примеры откровенного невежества кажутся несущественными по сравнению с явным желанием внести смуту в головы тех, кто не очень-то разбирается в событиях, которые обсуждают авторы «Записок». Вот почему историческая правда, следование достоверным фактам, да и просто знание того, о чем пишешь, отодвигается на задний план. Главное — посредством вполне агрессивной риторики, откровенно провокационных приемов показать всему миру или хотя бы какой-то его части, как стонет Смоленская земля под гнетом российских оккупантов. Преувеличение? Отнюдь. Вот хотя бы такая цитата: «И не важно, что теперь Смоленщина переживает чужое господство. Никакая адская сила — мы в это твердо верим – не свернет ее от извечного белорусского пути и, ступая им, … рано или поздно придет к тому полному объединению со всей Великой Белорусской Отчизной, к которой стремится веками» (стр. 92 «Записок»). А чтобы подтвердить это желание смолян, делаются ссылки на неких депутатов Верховного Совета от Смоленщины, «местную элиту», которые уверяли, что если бы провели референдум, то вся Смоленщина перешла бы под крыло соседней республики и жила бы «на шмат лепш»(стр. 95). Правда, эти высказывания сделаны еще в 1990 году, но Юрий Каретников считает, что ничего с тех времен не изменилось в стремлении смолян перейти под юрисдикцию Беларуси. Вот и бывший губернатор области Александр Прохоров фигурирует в качестве сторонника такого смещения границ. Приводятся его слова: «Смоленщина была седьмой областью при создании Белоруссии, к сожалению, нас тогда отделили» (стр. 97). Возможно, в силу такого разъединения «смолянам свойственна от рождения какая-то странная роковая усталость»  (стр. 13). Правда, затем Алексей Веремовский, описавший эту смоленскую «напасть», почему-то переводит стрелки на Италию: «Наше историческое бремя тяжелее, и климат суровостью далеко превосходит сицилийский, но сколь схожи наши беды. Не потому ли в Смоленске так много итальянских магазинов и ресторанов…». Всем бы такие беды! Но нет, смоляне остаются верны своим привычкам и «всегда предпочитали домашний самогон».

Не знаю, как насчет предпочтений автора этих наблюдений, но никому на трезвую голову белые пирамиды, стоящие на дороге из Гнездова в Смоленск и указывающие на археологический памятник «Гнездовские курганы», не покажутся братскими могилами времен Великой Отечественной. А Алексею Веремовскому они показались. Он даже вспомнил Высоцкого: «На братских могилах не ставят крестов…». И «мужики в скверике»  (Твардовский и Василий Теркин), оказывается, сидят на лавочке. Исаковский в бронзе «похож на строгого советского школьного учителя», в жилах которого «текла слишком красная кровь» (стр. 13). Вот так. Это к вопросу о степени «научности» цитируемых здесь «Записок». И несть числа подобным измышлениям по поводу «белорусской Смоленщины» и всего связанного с ней. Сопровождаются они горьким плачем. Например, судьба Глинки, насколько она была бы благополучнее, если бы он не родился в России. «Обстановка неприятия и травли талантливых людей, которая столь часто имела место в Российской империи, вынудила композитора жить и творить на чужбине» (стр. 67). Ко всему умер композитор в бедности. Или такой пассаж: «Оказавшись в Московии, Смоленск превратился в глухую провинцию… Такой провинцией остается и по сей день» (стр. 61). Вывод: будь Смоленск в составе ВКЛ, пардон, Беларуси, его судьба была бы намного счастливее. Забывают (или не знают?) историки-любители, что даже древние столицы, а нынешние белорусские города Полоцк, Новогрудок «в сей день» трудно назвать процветающими. Увы, существуют исторические процессы, на которые даже авторы «Записок» не имеют никакого воздействия.

А чего только стоят названия статей и отдельных глав цитируемого сборника: «Процветание Смоленщины в белорусском государстве», «Смоленщина в московских оковах», «Ни принуждения, ни насилие не уничтожили белорусскую Смоленщину», «Белорусский Эльзас и Лотарингия (Смоленщина)». Создается впечатление, что всеми правдами, но более всего неправдами авторы указанного сборника пытаются вбить клин между Беларусью и Россией, используя в качестве такового Смоленщину. При этом идут на откровенную историческую  фальсификацию, подтасовку фактов, воздействуют не на самые лучшие человеческие чувства, вызывая агрессию, шовинистические настроения, беспочвенные притязания. Самое страшное, когда начинает переписываться история в угоду чьим-то политическим интересам. И вполне понятно, что за это мерзкое дело чаще всего берутся люди невежественные.

Теперь вернемся к главному: какие основания у авторов «Записок» считать Смоленск белорусским городом? Известно, что этот город возник в IХ веке. Но тогда еще не было никакой Беларуси. Да, было Полоцкое княжество, которое в ХII веке существовало наравне с Черниговским, Смоленским, Владимиро-Суздальским и  др. княжествами. Но никакого государства Беларусь в это время не зафиксировано. Великое княжество Литовское, правопреемником которого некоторые историки (только не литовские!) считают нынешнюю Беларусь, сформировалось только к середине ХIII века. Да, смоленские князья входили в контакты с литовскими. Например, великий литовский князь Гедимин был женат на смоленской княжне Ольге. Посредством таких браков в те времена решались многие политические проблемы. Но скажите, какое это имеет отношение к Беларуси? Вот и князь Витовт, женившись на дочери смоленского князя Святослава, скорее всего, присматривался к Смоленщине как к приданому жены. А потом и вообще подчинил себе эти земли. Но отнюдь не на том основании, что они были белорусскими.  Здесь уместно напомнить, что вообще-то ВКЛ было полиэтническим государством. В его состав входили земли нынешних государств Литвы, Украины, России, Польши. Так что нет никаких оснований «обелоруссивать» Смоленск на этом историческом отрезке.

А как объяснить тот факт, что «оккупированные московитами» смоляне двадцать месяцев оказывали сопротивление польскому королю Сигизмунду? О чем следовало бы знать тем, кто берется интерпретировать смоленскую историю, заявляя, что Смоленск был взят уже в 1609 году (стр. 94, 175). Следуя логике цитируемых здесь историков-любителей, жители города должны были с радостью встречать своих «освободителей». Ан нет! И в 1812 году, и в 1941 году Смоленск играл роль западного форпоста Российского государства, встававшего на пути оккупантов. Это я не в упрек белорусам. Кстати, на Смоленщине их проживало много. Правда, не столько, сколько хотелось бы авторам «Записок» — а они приводят какие-то ничем не подтвержденные фантастические цифры. По данным переписи 1897 года, в Смоленской губернии великорусского населения проживало 1,4 млн человек, белорусского 110 тыс. человек. Так когда же Смоленск стал белорусским городом? Может, тогда, когда в нем была провозглашена БССР? Но это уже, извините, полный абсурд. Известно, что в течение одного 1919 года границы этого государства постоянно менялись.

Но даже, казалось бы, неоспоримые исторические факты и цифры не останавливают авторов «Записок» от выводов, которые я хотел бы здесь привести, дабы показать, как далеко зашли эти апологеты «белорусской Смоленщины».

  1. Смоленское княжество – одна из первых форм белорусской государственности;
  2. Смоленщина – древний центр белорусской культуры, родина белорусских святых Климентия Смолятича и Авраамия Смоленского;
  3. Наивысший период развития города – золотой век – это время нахождения в составе ВКЛ;
  4. Андрусовское перемирие 1667 г. – разбойничий акт отделения Смоленщины от метрополии. (Кто бы знал, что Беларусь когда-то была империей, а Смоленщина – ее колонией!);
  5. Население большей части Смоленщины — этнические белорусы. (стр. 108).

Эти, с позволения сказать, «выводы» можно воспринять с известной долей иронии: ну, хочется кому-то считать Смоленск поближе к Минску (или Менску?), нежели к Москве, ну и пусть считает. Тем более по расстоянию оно так и есть. Ну, делаются некие выводы, которые дают большее основание рассматривать предложенную тему не как «белорусская Смоленщина», а как «Смоленская Беларусь» — пусть резвятся ребята. И все же не так эти «Записки» безобидны, как может показаться.

Зачем я все это пишу? Я, гражданин Беларуси, патриот (без всякой иронии!) своей страны, не хочу быть свидетелем того, как некоторые историки-любители пытаются манипулировать сознанием моего народа, забрасывают пробный камень в виде «белорусской Смоленщины», проверяя реакцию жителей Беларуси. А вдруг заволнуются, вдруг возбудятся и начнут вначале тихо, а потом все громче и громче требовать восстановления «исторической справедливости» и возвращения «законных территорий» в виде Смоленщины. И пойдет брат на брата. А к чему приводят подобные претензии, мы видим на примере всё той же Украины. Мое возмущение отнюдь не означает, что я против обсуждения темы «Смоленск и Беларусь». Но только в таком контексте, без всяких притяжательных прилагательных.

Анатолий Егоров

SmolNarod.ru