Смоленску по-настоящему повезло – здесь живет и работает замечательный человек, великолепный актер, заслуженный артист России Николай Сергеевич Коншин. В эти дни он отмечает свой 60-летний юбилей. Выпускник Школы-студии МХАТ им.М.Горького, Коншин с 1981 года служит в Смоленском государственном драматическом театре.
При этом актер активно участвует в различных общероссийских театрально-кинематографических проектах. Одним из лучших образов, созданных Коншиным, стал образ генерала Михаила Бонч-Бруевича в телесериале «Генералы против генералов», который уже неоднократно показывался по центральным телеканалам.
Немногие знают, что Николай Сергеевич еще и потомок древнего рода русских промышленников-предпринимателей Коншиных. Немногие также знают, что в юности судьба столкнула его с одним удивительным человеком – бывшим депутатом Государственной Думы, принимавшим отречение Николая II, соратником Деникина и Врангеля, публицистом, бывшим заключенным Владимирского централа Василием Витальевичем Шульгиным (1878-1976).
Так получилось, что в 60-70-е годы семейство Коншиных и Шульгин жили во Владимире в одном доме. И долгое время фактически личным секретарем Шульгина был Николай Коншин. Вот об этом наш с ним разговор.
– Мой отец, Сергей Коншин, был хорошим пианистом. Он учился в консерватории вместе со Львом Обориным и Дмитрием Кабалевским, будущими советскими знаменитостями.
В 1932 году отец случайно на улице в Москве встретил бывшего технического директора одной из фабрик деда. Этот бывший директор давно жил в Англии, и приехал в СССР в составе английского посольства, где был каким-то советником. Он пригласил отца в посольство поиграть на одном из дипломатических вечеров. Отец взял с собой своего старшего брата, который хорошо пел, и он вдвоем пришли в посольство. И вскоре вся наша семья была арестована. Старшего брата отца расстреляли на Соловках в 37 году, а сам отец испытал на себе систему ГУЛАГа в полной мере. Реабилитировали его в 59 году, а через пять лет он умер на улице от инфаркта…
Через несколько лет после освобождения из лагерей отец оказался во Владимире, где ему дали квартиру. Буквально на следующий день после нашего заселения отец встретил интеллигентного и необычно выглядевшего старика, который жил в соседнем подъезде, как и мы, на первом этаже. Это и был Василий Витальевич Шульгин. Он жил вместе с женой, которая была на двадцать пять лет его моложе. Мой отец – бывший политический зэк, сразу же узнал другого политического зэка, и они подружились.
После смерти отца Шульгин старался заменить мне его. Вся моя дальнейшая жизнь шла под влиянием Василия Витальевича.
В 1968 году умерла от рака его жена Мария Дмитриевна, и он остался один. Мы стали жить почти одной семьей. Мои старшие сестры помогали ему писать письма, а наша мать ему готовила. Кстати, он был вегетарианец с сорока лет. Готовить ему было просто – он ел в основном кашку, капустку. Ел мало и скромно.
Когда сестры уехали в другие города, их «секретарское» место досталось мне. Я вел практически всю переписку Шульгина, читал ему книги, газеты, помогал по хозяйству. И воспринимал его как своего дедушку – доброго, мудрого, близкого человека. Мы никогда не относились к нему как исторической личности, мы просто его очень любили, как родного. Он, похоже, чувствовал тоже самое. Мы с ним гуляли, ходили в кино. Ему очень нравился вестерн «Великолепная семерка» с Юлом Бринером. Василий Витальевич был очень эрудированным человеком, знал несколько иностранных языков, играл на скрипке и фортепиано.
С годами я понял, как щедра была жизнь ко мне, подарив возможность шестнадцать лет быть рядом с ним.
– Шульгин что-нибудь рассказывал о «старой» России?
– Когда я учился в 9 классе (70-ый год) наша учительница истории, рассказывая о Февральской революции сказала, что Временное правительство формировалось в туалете… Придя домой, я спросил об этом Шульгина. Василий Витальевич посмеялся и пересказал мне, как все было на самом деле. На следующий день на уроке я, ссылаясь на Шульгина, сказал, что все рассказанное ею – неправда. «Ваш Шульгин – маразматик», – ответила учительница. После урока ко мне подошли одноклассники, которые захотели услышать об этих событиях от самого Шульгина. И вот мы пришли к нему, ребята стали спрашивать про Временное правительство и не только. Но ведь он понимает, что мы еще очень молоды, зачем нам жизнь портить, и переводит разговор на другую тему, а сам дает мне деньги и посылает за тортом в магазин. Потом мы пьем чай, он опять заводит какие-то разговоры и все забывают про Временное правительство… Он так им ничего и не сказал. Потому что понимал свою ответственность за нас. Мудрый был человек, таких людей сейчас нет.
Однажды мы с братом поинтересовались у него, как в дореволюционной России оформлялся выезд за границу. «Для этого надо было заплатить губернатору 10 рублей и через 15 минут получишь заграничный паспорт, с которым можно было ехать в любую страну и на любой срок», – ответил Шульгин.
Кстати, у него ведь не было советского паспорта, был «Вид на жительство в СССР» – такая зелененькая книжечка, где в графе «подданство» стояло: «российское». Он не принял никакого иностранного гражданства и не стал гражданином СССР, а навсегда остался гражданином России.
– Однажды, будучи студентом, я наткнулся на фамилию Шульгина, когда изучал какую-то статью Ленина…
– У него получился небольшой спор с Владимиром Ильичем. Уже после февральской революции, Шульгин где-то выступал и, обращаясь к большевикам сказал: «Если вы можете нам сохранить эту страну и спасти ее, раздевайте нас, мы об этом плакать не будем». И Ленин в «Правде» ответил: «Не запугивайте, г. Шульгин! Даже когда мы будем у власти, мы вас не «разденем», а обеспечим вам хорошую одежду и хорошую пищу, на условии работы, вполне вам посильной и привычной!»
И ту квартиру, где Шульгин жил после тюрьмы, ему дали как раз из-за этой ленинской фразы. Как же сам Ленин, сказал, что не обидим…
– Что он думал о советской власти и советской действительности?
– Шульгин был монархистом, но не считал себя врагом и принципиально ничего не хотел делать против советской власти. Призывал эмигрантов не относиться враждебно к СССР.
В 1965 году известный режиссер Фридрих Эрмлер снял фильм «Перед судом истории», который убрали с экранов через три дня после выхода. Пропагандистский фильм, где главным действующим лицом должен был быть Василий Витальевич – раскаявшийся белоэмигрант. Но как ни навязывали там Шульгину какие-то чужие идеи и слова, он все же остался самим собой – таким, каким был в жизни. Не получилось суда… Потом Игорь Ильинский при встрече сказал Шульгину: «Вы лучший актер из тех, кого я видел и знал…»
Что касается советской действительности, так он еще в 25 году придумал универсальную формулу, которою я и сейчас часто повторяю: «Всё, как было, только хуже…».
– Судя по его книгам, он был очень энергичным и общительным человеком. Шульгин сохранил эти качества и в преклонном возрасте?
– Конечно. Не смотря на возраст круг общения у него был большой. А после фильма к нему началось прямо-таки паломничество интеллигенции. В 1972 году приехал Солженицын и просидел у Шульгина десять часов кряду. Он задавал ему по списку вопросы о февральской революции и Василий Витальевич, которому тогда было уже 94 года, подробно на все отвечал. Это было как на допросе. Позже Шульгин продиктовал мне для Солженицына еще 12 тетрадей, которые мы тайно, через знакомых, передали за границу. А потом Александр Исаевич в «Красном колесе» выставил Шульгина каким-то фанфароном и дешевым литератором. Это было обидно и оскорбительно читать.
Бывали у Шульгина и другие писатели. Например, Лев Никулин тоже долго беседовал – его интересовала история загадочного «Треста». Затем он написал свою знаменитую «Мёртвую зыбь» по которой сняли фильм «Операция «Трест». Но когда я Василию Витальевичу прочел книгу он страшно возмутился и сказал: «Здесь же нет ни слова правды». Потом он даже написал гневное письмо Никулину.
Касвинов целое лето жил в гостинице и каждый день приходил к Василию Витальевичу записывать его воспоминания… Популярная некогда книга «23 ступени вниз» была написана Касвиновым во многом со слов Шульгина.
Приезжал к нему и Ростропович, который удивлялся, что Василий Витальевич жив и, стоя на коленях, целовал его руки, обещал дать концерт в честь 100-летия Шульгина у него дома.
Не раз бывал у него и Илья Сергеевич Глазунов. Однажды он прислал за Шульгиным машину. Василий Витальевич торжественно отправился в мастерскую художника, где Глазунов начал писать портрет Шульгина, который, к сожалению, остался незаконченным.
Приезжали и менее известные люди. Хотя в те времена это было небезопасно. Знаю, что у некоторых из-за этого были неприятности на работе.
– А какие у Шульгина были отношения с КГБ?
– С одной стороны, они иногда ему помогали, особенно во время его поездок по стране. С другой – во время этих же поездок проводили обыски у него дома. За ним был установлен тотальный контроль. Он находился под надзором сотрудника владимирского КГБ – Шевченко. Кстати, теперь Шевченко выступает на шульгинских чтениях во Владимире. Ирония судьбы…
Если Шульгин хотел куда-нибудь ненадолго поехать, то ему необходимо было поставить в известность органы: когда едет, на какой срок, цель поездки и адрес по которому его можно будет найти. Однажды это даже пригодилось. Шульгин отдыхал в Грузии у своего знакомого, когда за ним приехали – Хрущев хотел его видеть среди приглашенных гостей на XXII съезде КПСС. Люди в штатском купили Василию Витальевичу новый костюм и отвезли в Москву.
Через год после смерти жены, в 1969 году, Шульгин попросился уехать к своему единственному уцелевшему младшему сыну Дмитрию (р.1905 г.), который давно жил в Америке. Василию Витальевичу не разрешили, более того, внезапно прекратилась переписка с сыном. А ведь Шульгин не видел сына лет 30. Позже выяснилось из-за чего его не пускали: боялись, что его отъезд в Америку «испортит отчетность» в канун празднования 100-летия со дня рождения В.И.Ленина.
Поэтому Василий Витальевич был зол на КГБ. И вот однажды, 17 июля 1971 года, он сказал, что хочет отправить телеграмму…
Беру ручку, он диктует:
– Москва. КГБ СССР. Андропову. Прошу Вашего разрешения отслужить поминальный молебен о невинно убиенном императоре Николае II. Подпись – В. Шульгин. Сходи на почту и отправь.
Я иду на почту, отдаю текст, вижу как вытягивается лицо у телеграфистки, получаю квитанцию и возвращаюсь. Только захожу, а он мне говорит:
– Иди быстро домой.
Домой я, конечно, не пошел, а сел во дворе на лавочке и наблюдаю. Минут через 20 подъезжает машина, из нее выходят люди в штатском и идут к Шульгину. Их не было целый час. Потом быстро вышли и уехали. Я сразу же к Василию Витальевичу.
– Ну, как? – спрашиваю.
– Они интересовались почему я не могу просто спокойно пригласить священника и тихо отслужить молебен, зачем такие телеграммы начальству слать, зачем вы так, а может вам, что-то нужно?…
То есть молебен отслужить ему разрешили, но телеграмма до Андропова не дошла. Местные чекисты испугались, что будет скандал.
– Многие эмигранты терпеть не могли Шульгина, из-за того, что он принял отречение Николая II. Как он относился к этому обвинению?
– Василий Витальевич всегда говорил, что хотел спасти монархию. Ведь отречение принималось в пользу Михаила, который тоже отрекся, но в пользу Учредительного собрания. И эта трагедия монархии стала личной трагедией Шульгина. Он любил императора сыновней любовью. И поэтому не вошел во Временное правительство, хотя участвовал в его формировании, будучи членом Временного комитета Государственной думы.
Вообще, он считал себя литератором-журналистом, а не политиком. Он же был редактором газеты «Киевлянин», которую основал его отчим. И Василий Витальевич подчеркивал, что политикой его заставляли заниматься обстоятельства. Даже его участие в загадочном «Тресте» объяснялось желанием найти сына.
– Как сложилась судьба его семьи после революции?
– Очень трагично. Погибли все его родственники. От первого брака Шульгин имел трех сыновей. Старшего убили петлюровцы. Младший – Дмитрий – некоторое время скитался по Европе и затем перебрался в Америку. А вот о среднем – Вениамине, который служил в Белой армии – вообще ничего не было известно. Шульгин долго разыскивал Вениамина. Это – поразительная история, полная мистицизма…
Василий Витальевич большое значение придавал сновидениям, некоторые сны даже записывал. И вот ему приснилось, что сын ранен пулей в голову и очень страдает. А после бегства из Крыма, в 1920 году, в Константинополе Василий Витальевич познакомился с ясновидящей Анжелиной, которая славилась среди эмигрантов тем, что могла узнать судьбу потерявшегося родственника. Он попросил ее узнать о Вениамине. Она взяла хрустальный шар, неотрывно смотря в него, впала в транс. И рассказала, что сын жив, но тяжело ранен шашкой в голову…
Через три года, будучи уже в Париже, Шульгин случайно снова встретился с Анжелиной. И опять попросил узнать о сыне. «Он жив. Вижу решетку, но не тюремную. Похоже на сумасшедший дом. Вижу какой-то город на берегу реки. Мне этот город не знаком, а вы там бывали», – говорила в трансе Анжелина. И Шульгин догадался, что это Винница. Там была лечебница для душевнобольных. Он решил съездить в СССР и вывезти сына за границу. Связавшись с членами тайной организации «Трест», которые обещали помочь в поисках сына, он в 1925 году под чужим именем приехал в Союз. Когда же Шульгин попросил, чтобы его отвезли в Винницу, то ему сказали, что у него неверные сведения и сына там нет. Только спустя 35 лет, уже отсидев в тюрьме (кстати, в одной камере с Даниилом Андреевым), он смог попасть на Украину и найти лечащего врача сына, который рассказал ему, что Вениамин на момент его приезда в 25 году был уже мертв…
А когда прервалась переписка с младшим сыном Дмитрием, Василий Витальевич встречался с Мессингом. Вольф Григорьевич сообщил Шульгину, что Дмитрий жив и здоров, и предсказал известие от сына. И действительно, через два месяца, с оказией, пришло письмо из Америки от Дмитрия.
– Где-то читал, что у Шульгина в Государственной думе было прозвище «очковая змея» из-за его насмешливо-ироничного языка…
– Он был очень жизнерадостным человеком с великолепным чувством юмора. Как-то он исполнил для гостей на фортепиано этюд, который сам сочинил, и попросил собравшихся высказать версии о философском содержании произведения. Все робко высказывали свои мысли. Наконец, Василий Витальевич торжественно объявил, что речь шла об одиноком верблюде, бредущем по пустыне…
Однажды он диктовал мне поэму, очень смешную и остроумную, о пьянстве на Руси. «Руси веселие есть пити, нам без сего не можно быти…». Хотя сам пил только шампанское, причем сладкое и если оно было слишком сухое, то добавлял сахар. Любил женское общество и говорил: «Для меня все женщины красивы, так как я плохо вижу».
Необычайной энергии и любви к людям был этот человек. В 96 лет Шульгин вдруг загорелся идеей восстановить фамильный склеп умершего в 1913 году отчима. Он прилетел в Ровно, пришел в обком, сказал о своем намерении написать историю Ровно. Там дали согласие, он стал делать записи. Ему дали вездеход, он поехал в свое поместье. И не только добился восстановления склепа, но и отслужил в храме панихиду по отчиму. В 1974 году!
Когда мы выходили на прогулки, то многие люди оборачивались. Фигура, походка, манера держаться и говорить, белая роскошная борода – все выдавало «бывшего». Он действительно, был последним героем из «потонувшего мира», из России, которую мы потеряли.
А умер он случайно, 15 февраля 1976 года, от приступа стенокардии. Не оказалось под рукой нитроглицерина. Ему тогда было 98 лет. Отпевали в кладбищенской церкви рядом с Владимирской тюрьмой, где он провел 12 лет… На похоронах было человек 10-12, среди них – Андрей Голицын, Илья Глазунов. И тут же стоял газик с чекистами. Похоронили его рядом с женой Марией Дмитриевной. Хоронили Шульгина на деньги КГБ. Организовано все было идеально. Правда, потом они забрали весь его архив – два мешка рукописей.
Беседовал Дмитрий Тихонов
