Глава отряда Юрий Василевич рассказал о буднях добровольцев и поделился множеством уникальных историй
В июле 2023 года поисково-спасательному отряду «Сальвар» исполняется 12 лет. SmolNarod поговорил с руководителем ПСО Юрием Василевичем о становлении отряда, самых запомнившихся случаях из практики и наиболее распространенных ошибках потерявшихся людей и их близких.
История смоленского ПСО началась в июле 2011 года: в деревне Коханово пропала девочка Анна-Алена в возрасте 1 год и 8 месяцев. Тело ребенка нашли спустя пять дней в реке в нескольких километрах от дома. В поисках тогда приняли участие десятки добровольцев, которые решили, что подобное не должно повторяться – так появился «Сальвар».
– Тогда нас было человек 50. Постепенно мы стали формировать базу волонтеров, проводить первые учения. Все были очень заряжены на дальнейшие поиски, но это был «колхоз в лучшем виде». Нас никто, в том числе всевозможные органы, не воспринимал всерьез – нас называли «неорганизованной общественностью», соответственно, никакой коммуникации ни с кем не было, – вспоминает Юрий. – Довольно быстро начались конфликты: мы не могли договориться не то, что по ключевым вопросам, но и по мелочам, вплоть до цвета жилеток, и «Сальвар» стал «затухать».
– Но не затух…
– Да, мне позвонил товарищ, Паша Барс, и предложил взять всё в свои руки. Я стал думать, как вдохнуть в «Сальвар», в эту неоформившуюся структуру, новую жизнь, и вспомнил наших коллег из Москвы – «Лиза Алерт». Они проводили фотовыставку «Не по-детски», в которой рассказывали истории поисков пропавших детей. Счастливые и трагические исходы чередовались, и это по-настоящему трогало людей. Мы провели свою выставку. Анонсирование было слабое, но за 10 дней к нам пришло человек 600, и на выходе мы предлагали посетителям присоединиться к нам.
День на восьмой выставки нам упала заявка на поиск – в Новоспасском пропал дед, который пел в церковном хоре. На момент обращения к нам уже был пятый день его отсутствия. Мы сделали рассылку по людям, которые оставили свои данные, на поиск выехали человек 40. Это очень крутой результат, но мы еще слабо представляли, как организовать этих людей, поэтому эффективностью там и не пахло. Да и люди приехали новые, не имеющие представления о поисках вообще – один мужчина вообще зачем-то привез с собой травматический пистолет! Но получилось очень эпично и со счастливым концом.
Мы искали этого пропавшего несколько дней, параллельно настоятель местной церкви постоянно отправлял на колокольню своего сына, чтобы дед мог выйти на звук. И это помогло! На девятый день звонарь вместе с остальными пошел в лес на поиски и нашел пропавшего сидящим на елке – он уже не мог идти, но до этого действительно шел «на колокола». Про эту историю тогда писало множество СМИ, в том числе федеральные издания – прогремели с этими колоколами по всей стране.
На базе всех этих добровольцев мы уже создали полноценную организацию и избрали руководителя – меня. Выборы проходили еще раза два, но других кандидатов не было, хотя я призывал.
– Почему никто не изъявлял желание?
– Это огромная ответственность. Такая деятельность отнимает много времени, и все это никак не оплачивается.
– Сейчас ситуация прежняя?
– Я в последнее время уже даже не спрашивал, хочет ли кто-то. Но я постарался сделать так, чтобы мое оперативное управление уже не требовалось. Все разбито на подразделения, у каждого есть руководитель, с которым можно быстро решить все организационные вопросы. Вот меня, допустим, нет, но все работает как часы. Если уже возникают спорные моменты, тогда подключаюсь. А так у каждого руководителя, каждого инфорга есть контакты с полицией, все отлажено. Я же не могу тратить всю свою жизнь на организацию – у меня есть семья, есть бизнес. В отличие от той же «Лизы Алерт», наш ПСО не приносит никаких доходов.
– Почему?
– Мы даже не пытались перевести все на коммерческие рельсы.
– Сколько добровольцев в «Сальваре»?
– На самом деле в количественном плане не сильно всё изменилось. По сути, мы имеем аналогичное количество людей, но уже с другими профессиональными качествами. Сейчас именно активных, принимающих участие во всей «движухе», наберется человек 80-90. А в общем – человек 500, но многие из них могут поучаствовать в том или ином поиске раз в год или раз в два года. То есть, эти люди в большом количестве приедут на поиски, например, ребенка, а костяк куда менее многочисленный, но по сравнению с 2011 годом теперь уже организованный. Например, инфорги теперь принимают заявки круглосуточно. Если раньше стартовый процесс длился несколько часов, то сейчас счет идет на минуты. С координаторами не так: графиков нет, но мы растим по мере возможностей всё больше и больше.
– Как добровольцы совмещают жизнь в составе ПСО с профессиональной?
– Большая часть наших поисков ночная. Потому что днем во вторник, например, нельзя выдернуть 20 человек в лес. Конечно, у нас есть форма бланка обращения к руководителям организаций. Мы сообщаем, что такой-то сотрудник является, например, старшим группы по поиску пропавших людей, сейчас мы разыскиваем ребенка, и этот сотрудник очень нужен… В 90% случаев нам идут навстречу.
– А с личной?
– За 12 лет мы сыграли больше 20 свадеб внутри отряда и родили плюс-минус столько же детей. С одной стороны, мы положительно влияем на демографический фонд Смоленской области, а с другой, люди, которые попадают в декрет, часто выпадают из отряда, но это все равно здорово.
Бывает и так, что муж, например, ударяется в поиски, а жена страдает: вместо того чтобы проводить время с ней, он ночами ищет по лесу каких-то бабушек. Из-за этого бывают разводы, поэтому мы сейчас развиваем «новичковое» направление. Наши ребята объясняют всю структуру, рассказывают, как работает отряд, и стараются сделать упор на баланс – донести до нового человека, что его жизнь резко изменилась, и нужно научиться гармонично сочетать личную жизнь и «Сальвар». Иначе пострадают и его отношения, и он сам быстро выгорит.
– А бывает, что приходят сразу парами?
– Нечасто, но да. Недавно появилась пара в десногорском подразделении. Активные ребята: искали, искали и хоп, ребенка сделали. Молодая мама сейчас выключилась, а отец стал главным по десногорскому направлению.
Чаще семьи всё же появляются внутри отряда. Приходит заявка, инфорги начинают формировать экипажи, распределяют машины по территории. И вот едут эти незнакомцы – мальчик и девочка – несколько часов вместе, начинают знакомиться, рассказывать о себе, обмениваться телефонами… И всё: проявляются симпатии, пары, семьи.
Поисковый сезон
– Когда обычно начинается активный сезон лесных поисков?
– По-разному. Всё зависит от погоды, от дождей. Для нас маркер – когда на Николаевском рынке начинают торговать грибами, это значит, люди в леса пошли. Еще в первой половине июля стали появляться первые заявки на грибников. Если дождливая погода постоит немного, а потом начнется жара – по три-пять поисков в сутки может быть. Но самый пик начинается в конце августа-сентябре, когда много грибов.
Сейчас у нас есть новое крутое направление работы – называется «Лес на связи». Суть этого направления в том, что маленькая группа людей выводит заблудившегося человека из леса дистанционно, ориентируясь по картам. Конечно, при условии, что человек в состоянии двигаться и имеет при себе работающий телефон. Все эти годы мы ведем просветительскую деятельность, напоминаем людям брать с собой в лес заряженные телефоны. Не знаю, насколько это наша заслуга, но это действительно стало более распространенной практикой.
– А в целом какой период считается самым «жарким»?
– Если посмотреть на статистику за год, то мы увидим, что лес – это меньше половины всех поисков. Большая часть – это всё же город: бабушки, дедушки с деменцией или «альцгеймером», подростки, сбегающие из дома, и так далее.
Но бывают и в целом насыщенные годы. В високосный у нас было 365 поисков на 366 дней. Понятно, что поиски бывают не ежедневно, а порой по несколько за сутки, но все равно общая картина ясна.
– Чем отличаются поиски в разные сезоны?
– Зимой почти нет леса – крайне редко бывают какие-нибудь дедушки на лыжах. Причем, это опасная история: холодно, гипотермия наступает быстро, и человек умирает. Поэтому нужно действовать максимально оперативно.
В основном большинство заявок зимой – это город. Около 90% – на поиски алкоголиков, которых мы просто отрабатываем через «прозвоны»: инфорги связываются с больницами, моргами и полицией, без какого-то особо активного действия. А остальное – преимущественно подростки и пенсионеры. Тут уже активно «прозваниваем», работаем на сбор информации, выходим в город.
В осенне-весенний период у бабушек и дедушек часто происходят обострения, начинают уходить из дома. В таких случаях важна молниеносная реакция заявителя: не ждать пару дней в надежде, что сам или сама вернется, а сразу обращаться за помощью. И с нашей стороны нужно действовать оперативно.
Еще важна подготовка родных к таким инцидентам. Мы как-то бабушку поймали с IPhone – ей внуки подарили. Когда она пропала, ее смогли отследить благодаря телефону. Она в три часа ночи ушла из квартиры, и до утра об этом никто не знал. Нам позвонили, пробили «геопозицию» бабушки, и мы ее нашли, привели в лагерь, согрели. А морозы были жесткие, около минус 20.
– Как проходит городской, информационный поиск?
– Информационный поиск – это не только публикация ориентировки и ожидание входящих звонков, это большой комплекс мероприятий. С лесом все более-менее понятно: нам говорят, куда примерно пошел человек, за какими грибами и какими путями, мы смотрим карту, изучаем местность, природные ловушки, оцениваем ситуацию, готовим тактику поиска. И начинаем искать. Но в городе куда сложнее: человек вышел из подъезда, и всё – он может быть вообще где угодно.
Сама распространенная ориентировка с фото действительно очень часто помогает найти человека, но этим всё не ограничивается. В первую очередь, это огромная аналитическая работа с нашей стороны. Пропадает человек, и мы выясняем откуда именно он ушел, где отправная точка, затем собираем данные обо всей жизни пропавшего человека. Например, ушла из дома бабушка с «альцгеймером», мы начинаем разбираться, где она жила 30 лет назад, 40 лет назад, где работала, где похоронены ее родители, муж, дети… Такие люди очень хорошо помнят, что было десятки лет назад, а то, что было вчера, забывают. Отсматриваем записи с камер поблизости, выстраиваем возможные маршруты, пробиваем ближайшие транспортные узлы, разговариваем с «маршрутчиками», работниками вокзалов… Везде, где возможно, проверяем камеры, накладываем передвижения на карту, анализируем, какие варианты развития событий могли быть. Например, похоронен у бабушки муж в Курске, и она будет туда стремиться, наша задача – понять, как именно она попытается туда попасть. Чаще всего такие люди не доходят до своих «точек». Они двигается линейно, вдоль дорог, и тогда нужно смотреть, какие есть опасные участки по пути следования: овраги, заросли, просеки – все эти места нужно проверять. То есть аналитики очень много, но часто всё же помогает ориентировка.
Немного статистики
– Как часто поиски заканчиваются трагически?
– 15% погибших от общего числа по статистике – каждый год примерно одна и та же цифра. И еще 10% — это не найденные на момент завершения поисков. Со временем они находятся – и погибшими, и живыми в том числе.
– За все эти годы сколько людей так и остались не найденными?
– Трудно сказать. В 2012 году, грубо говоря, на 10 поисков мы могли не найти пятерых. А в 2023 году уже не находим из тех же 10 только одного-двух. Качество работы выросло. Но суммарно за все годы мы не нашли около 200 человек.
– Какие самые «теряющиеся» районы региона?
– У нас была идея выяснить, какой район «самый неблагополучный», но от года к году это разные направления. В этом году бьют рекорды Гагаринский, Вяземский и Темкинский районы – вот это направление в целом. К большому счастью, у нас там есть подразделение с классными ребятами, уже опытными. Мы шутим в общих чатах, что сами скоро у гагаринских будем учиться людей искать.
До этого Ельнинское направление заваливали заявками. Как-то «наваливало» по Рославльскому району и Десногорску. Не знаю, от чего это зависит, какие-то магнитные бури что ли?
– Кто чаще всего исчезает? Существует психологический портрет потеряшки?
– Да! Камуфляж, самонадеянность «был в этом лесу сотни раз, знает каждого зайца в лицо», не берет с собой воду, еду и спички – только нож и побольше тары. Но в последние пару лет люди стали сознательнее. Может быть, работает появляющаяся в сети информация об исчезновении и гибели грибников. Многие уже начинают брать с собой в лес пару конфет, воду, телефон, некоторые даже умудряются взять с собой компас, но не умудряются научиться им пользоваться. Был как-то у нас такой потерявшийся с компасом. Мы у него спросили, куда он шел. Сказал: «На юг». Как он этот юг вычислил и зачем ему вообще на юг нужно было – не знаю.
Сейчас большая подмога – телефон. Если нам удается связаться, мы говорим: «Стой на месте, никуда не уходи, разведи костер, если есть чем, грейся».
Фатальные ошибки
– Какие наиболее распространенные ошибки потеряшек?
– Если говорить о взрослых, а это чаще всего пожилые люди, у них есть особенности характера, которые мешают их потом находить. Они не говорят близким, куда уходят: «Чо я буду говорить, куда пошел? Я за грибами, за белыми». И всё. Не сообщают, в какой именно лес пошли, когда планируют вернуться.
Пожилых людей нередко губит самонадеянность. В первую очередь, это касается уверенности в знании леса. Чаще всего мы ищем именно местных, которые были в этих лесах много раз, но ведь лес с годами меняется: болота, которые многие берут за ориентиры, на самом деле могут «смещаться», потому что это подвижная субстанция. Или, например, еще несколько лет назад здесь было поле, а сейчас здесь уже березовая роща. Часто в природных ловушках – в болотах или завалах – потерявшиеся застревают. И для нас это даже хороший сценарий, потому что мы всегда узнаём качество леса, где какие преграды, и всегда их проверяем.
Еще о самонадеянности. К ней относится и излишняя уверенность в собственном здоровье. Например, у человека системный прием препаратов, а он уходит в лес, рассчитывая, что вернется вовремя, а это происходит не всегда.
Еще один момент – максимально неприметная одежда. Но с этим бороться практически невозможно, потому что в сельской местности в принципе мало яркой одежды.
Были случаи, когда потерявшиеся убегали от поисковиков – это тоже особенности характера. То есть человек услышал крики, понял, где выход, и идет домой, а поисковики ищут его всю ночь.
Еще случай: у потерявшегося травмирована нога, мы были с ним на связи по телефону, он нам даже откликнулся… Мы обрадовались, что поиск сейчас за два часа закроем, а в итоге мы искали его сутки, потому что он откликаться перестал. То есть мы убиваемся, ищем, а он в кустах тихо сидит – хорошо, что с вертолета засекли. Его дочка нам потом сказала, что это у него такие «особенности характера».
Иногда из-за таких «особенностей характера» люди погибают. Однажды мы с потерявшимся дедом пытаемся общаться по телефону, а он нас «посылает», говорит, что сам всё знает и уже идет по дороге домой. И потом мы его действительно нашли на дороге – не дошел, умер от переохлаждения.
Отдельная история – немые в лесу. У нас есть парочка таких «рецидивистов» – дважды терялись в одном и том же болоте. В первый раз они заблудились, и один другому жестами показывает: «Стой, я сейчас за помощью схожу, поищу выход». Он смог выйти из леса на дорогу, подошел к гаишникам, как-то на бумажке им написал, что случилось, и мы приехали их искать. В итоге, на утро с вертолета мы второго нашли на болоте. Вертолет над ним завис, а он его не слышит, не видит – отправили за ним спасателей. Благо, с ними был его сын. Находим пропавшего и дальше такая картина: сидит дед на сломанной березе, поворачивает голову, а к нему по пояс в воде через болото гребут какие-то незнакомые люди. Тот в панике удирать! Хорошо, что обернулся, заметил сына и остановился… А на следующий год история повторилась: те же два друга, то же самое место. Но убегать уже никто не стал.
– На то болото больше не ходят?
– В этом году еще не терялись. Они обычно за клюквой ходят, так что к сентябрю узнаем, усвоили ли урок.
– А в целом много «постоянных клиентов»?
– Немного, но одни и те же встречаются. Чаще всего это по «альцгеймеру», по лесу реже. Но, с другой стороны, мы не всех помним. Иногда приезжаем, а нам говорят, что в прошлом году мы этого человека уже искали.
– Мы поговорили об ошибках потеряшек, а какие ошибки совершают их родственники?
– Чаще всего встречаются две ошибки, и одна вытекает из другой. Родственники ищут пропавшего своими силами до темноты, соответственно, теряя драгоценное время. Если нам сообщают днем, у нас еще есть возможность подготовиться, изучить карты, собрать оборудование, сделать рассылки и распределить ресурсы. А когда заявка приходит в десять часов вечера, часть поисковиков уже спит, кто-то уже распланировал следующий день, у кого-то работа и так далее. Мы теряем пару часов на подготовку, на дорогу, и большинству наших людей на следующий день уже нужно на работу к девяти утра, то есть, время на поиск сильно сокращается – это главная ошибка. Многие до сих пор думают, что до обращения нужно выждать трое суток, хотя этого уже давно нет.
Вторая ошибка – отпускать пожилых людей в одиночестве или со своими детьми, их внуками.
Еще две ошибки – отпускать куда-либо пожилых людей с незаряженным телефоном и предоставлять устаревшие фото для ориентировок. Например, человеку уже за 70 лет, а самый поздний снимок – из паспорта, по которому его уже узнать нельзя. Просто люди подобного не предвидят, но если у родственника началась деменция, другие подобные проблемы, то нужно человека фотографировать, даже если он не хочет. Еще важно поставить в телефон маячок, а для детей – умные часы. Можно положить в карманы записки с ФИО, адресом, номером телефонов родственников…
И еще важно до всех донести: если видите растерянного человека, спросите, как у него дела. Спросите, какой сейчас год. Чаще всего как раз год они назвать и не могут. Доходит до того, что называют тысяча шестьсот какой-то… После этого нужно позвонить в «Сальвар», в полицию, и они уже вызовут скорую, — тогда медики приедут быстрее, чем если обратится обычный человек. Скорая помощь отвезет найденного в медицинское учреждение (чаще всего это Гедеоновка), и он будет в безопасности.
– В каком случае ПСО может отказать в поисках?
– В нашей группе есть целый список причин. Чаще всего если речь идет о наркомании и алкоголизме. Если муж загулял где-то. Мы можем отказаться от поиска на водной среде, когда понятно, что человек поплыл куда-то и с вероятностью 146% утонул.
Если криминальные истории, тоже отказываемся. Иногда мы попадаем в них не специально – узнаем о криминале постфактум, как в недавнем случае с поиском мужчины. Мы не подменяем работу правоохранительных органов, можем помочь, но не более того.
У нас были случаи, когда коллекторы пытались найти людей через нас – тоже, конечно, отказываем.
Благодаря тому, что у нас есть опросник, мы в большинстве своем исключаем возможность использования нас каких-то в сомнительных целях. Разбираемся с каждой заявкой индивидуально.
В сравнении
– Какой лично для вас самый запомнившийся поиск?
– Таких историй несколько, но, наверно, самая классная – с темкинской девочкой [Люда Кузина, 1 год и 10 месяцев – прим. ред.], потому что эта история стала лакмусовой бумажкой, проверкой нашей боеспособности, которая показала, насколько мы выросли с точки зрения профессиональных навыков.
Эта история очень похожа на ту, что произошла в 2011 году: в обоих случаях это маленький ребенок, в обоих случаях это безлюдные места, в обоих случаях мама отвлеклась, а девочка убежала в лес. Разница лишь в том, что спустя 10 лет мы успели найти малышку живой — этот результат как раз отражает разницу в уровне подготовки, в знаниях и опыте отряда.
К тому же на этих поисках мы получили возможность сравнить себя, наших координаторов с топовыми поисковиками из «Лиза Алерт». Как оказалось, по умениям, навыкам мы не уступаем. Где-то наши ребята даже удивляли! Вот им ставят задачу, и они выполняют ее дословно: нужно пройти берег реки, и наш человек встает в воду и так проходит весь отрезок, потом возвращается, выливает воду из сапог и спрашивает, что дальше делать.
– А что развито хуже?
– По материально-технической базе мы, конечно, проигрываем. «Сальвар» не принимает ни от кого деньги, в том числе от родственников потеряшек – только пожертвования необходимой техникой, аппаратурой, фонариками, батарейками и так далее. На форуме всегда есть актуальный список необходимого. Мы сейчас собираем комплекты для территориальных подразделений: нужны коптеры с камерами, тепловизорами, комплектующие для них.
У нас не очень богатый регион, поэтому с этим, конечно, все непросто. Но ситуативно люди откликаются. Не хватало как-то бензина для организации поиска, так нам коммерсанты, местные жители понавезли столько канистр, что все поле было заставлено.
– Что такое «Сальвар» образца 2023 года?
– Сейчас мы уже не те добровольцы, которые наобум бегали по лесу и кричали: «Ау! Ау! Пропавший, ты где?». У нас отлажены технологии, методики работы на земле, с воздуха, под водой, в сотрудничестве со сторонними специалистами. Конечно, совершенству нет предела, но для нас уже нет тупиковых ситуаций, которые могут парализовать работу. Мы никогда не можем дать 100-процентных гарантий успешности каждого конкретного поиска, но за годы мы накопили достаточно опыта, понимаем, как действовать, чтобы малыми силами за короткий промежуток времени сделать свою работу максимально качественно.
