В ходе судебных заседаний женщина призналась, что знала далеко не всё о жизни странной пары, но почему-то доверилась супругам.
Отчим изнасиловал и убил 7-летнюю падчерицу в деревне Агибалово, пока его жена была в отъезде. В этот момент в доме находились ещё трое малолетних детей. Трагедия потрясла Смоленскую область ещё в 2018 году, но судебные тяжбы длятся до сих пор. Как тотальное равнодушие привело к случившемуся и почему сотрудникам органов опеки, которые передали крох в подозрительную семью, удалось избежать наказания?
Дети ради выгоды
Екатерина и Пётр приехали в Россию из Украины в 2012-м, спустя два года получили гражданство. На родине у женщины остался сын. Денег на собственное жильё у пары не было, и тогда супруги решили взять опеку над сиротами – глядишь, обеспечат и домом, и выплатами на каждого ребёнка.
Чтобы сделать всё по закону, пара прошла обучение в школе приёмных родителей и обследовались в Центре психолого-медико-социального сопровождения. Специалисты сразу обратили внимание на супругов – глава семейства выделялся эмоциональностью, тогда как жена постоянно его одёргивала, оправдывала неграмотностью.
Заключение выдали неутешительное, в документах на Екатерину было указано: «нахождение семьи в кризисе, связанной с адаптацией к новому месту жительства, отсутствие собственного жилья, сложные дистантные отношения с кровным сыном, вероятность гиперопеки, нежелания брать на себя ответственности за решение сложных вопросов». У Петра всё оказалось ещё сложнее: «отсутствие опыта воспитания, нахождение семьи в кризисе, связанной с адаптацией к новому месту жительства, отсутствие собственного жилья, не проясненная мотивация приёма ребёнка в семью, возможность нарушений в сфере супружеских отношений, плохой интегрированности семьи, гиперопеки, подавления интересов ребёнка, попытки самореализоваться за счет ребёнка».
Несмотря на это, в мае 2016 паре передали под опеку сразу четверых детей. К концу лета председатель СПК «Днепр», где работали супруги, обратил внимание, что крохи стали зажатыми, хоть и уверяли, что с ними всё в порядке. Знакомым Екатерина и Пётр говорили, что их дети не едят мясо, но в гостях ребятишки с удовольствием уплетали предложенные угощения.
«Им сладости не нужны были, так они хотели мяса. Данные факты явно свидетельствуют о том, что дети нужны им были ради денег», — рассказывала подруга семьи.
В январе 2017-го подопечных пришлось вернуть освободившимся из тюрьмы родителям. К тому моменту у Петра окончательно испортился характер – он был недоволен работой, мог без причины уйти домой. Вместе с Екатериной он решил взять на воспитание новых детей. Обратился к председателю за характеристикой, тот ответил отказом. Мужчина понял, что подопечные нужны «родителям» ради выгоды. В опеке на удивление заявили, что старой характеристики будет достаточно.
24 января 2017 года начальница отдела по образованию администрации Холм-Жирковского района Татьяна Муравьева утвердила заключение о возможности Екатерины быть кандидатом в приёмные родители. Детей оформили на неё одну. Так посоветовали в опеке, утверждала женщина.
Таким образом, из Шаталовского детдома Екатерина смогла взять на воспитание близнецов – мальчика и девочку 7 лет, а также их 6-летнюю сестричку, чьи родители были алкоголиками. Позже, в августе, под опеку Екатерине отдали девочку-сироту 10 лет.
Опека строгого режима
На момент заключения договора о приёмной семье пара уже переехала в Агибалово, хотя в заявлениях везде указывала старый адрес проживания. Из СПК «Днепр» Екатерина и Пётр уволились. Данные о новом доме в опеку не подали. И более того – даже не имели регистрации по месту нового пребывания.
Екатерина начала работать младшим воспитателем и музыкальным работником в дошкольную группу при местной школе. Её супруг устроился подсобным рабочим в животноводство ОАО «Агибалово». Зарабатывали около 30 тысяч рублей на двоих, ещё 32 тысячи получали в качестве социальных выплат на детей.
Органы опеки, как признавалась Екатерина, особо семью не контролировали. Соседкой оказалась сотрудница отдела по образованию, но замечаний никогда не делала.
Пара продолжала жить довольно замкнуто. Позже старшая приёмная девочка Катя*рассказывала, что отчим относился к ней лучше всех, а остальных часто наказывал – кричал, бил ремнём, заставлял приседать «до упаду» и отжиматься. Или того хуже: поднимал детей в воздух и бил о пол. Мальчика унижал – раздевал догола и ставил в угол, однажды подвесил за шиворот на гвоздь в стене. В дом никого из посторонних не пускали, отчим объяснял это просто, мол, у других детей вши, нечего с ними общаться. Но перспектива жить в детдоме была страшнее, чем приёмная семья, даже такая. Тем более что мачеха была ласковее. И дети молчали.
Отчим объяснил, что Маша удавилась…
Так продолжалось до 2018 года. Наступили новогодние праздники, Екатерина готовилась к отъезду в Ростов к больной тёте, а дети собирались на утренники. Во время торжества знакомые обратили внимание на Машу*, 7-летнюю близняшку. Девочка была подавленной, не хотела читать стихи и танцевать.
3 января Екатерина оставила детей с Петром и отправилась в путь. Последний раз супруги созвонились в полдень, позже все попытки связаться с мужем были тщетны. Подробно о том, что произошло в ту страшную ночь, рассказала Катя.
Около половины девятого девочка уложила младших спать. Но в какой-то момент пришёл отчим и забрал Машу с собой. Катя потеряла счёт времени и задремала. Проснулась от громкого протяжного крика сестры. Когда всё стихло, пошла проверить, в чём дело. Маша сидела на полу возле дивана в трусиках и маечке. Папа поволок девочку в коридор, попросил Катю принести воды и стал брызгать на лицо. Катя позвала Машу по имени, та повела зрачками в её сторону, замерла и больше не шевелилась. На шее девочки была отчётливо видна синеющая полоса. Отчим объяснил, что Маша удавилась, и стал спешно одевать её в курточку и красные сапожки. Попутно наставлял старшую падчерицу – чтобы его не отправили в тюрьму, нужно сказать всем, что Маша попросилась в туалет, Катя якобы отвела её до двери дома. Когда сестра не вернулась, девочка позвала папу и вместе они нашли умершую Машу на крыльце. Перепуганной Кате ничего не оставалось, как кивать, она боялась, что в противном случае её накажут.
Пётр отправился к соседям, вызвали полицию. Катя послушно рассказала придуманную версию, как и договаривалась с отчимом. Но позже, в отделении, выложила всё, как было на самом деле.
Судмедэкспертиза установила, что Полина скончалась от комбинированной механической асфиксии – вероятно, Пётр душил её петлёй и руками, закрывал рот. На теле 7-летней крохи обнаружили множественные кровоподтёки и ссадины, а также следи изнасилования.
Оставшихся троих детей отправили в больницу, а позже в центр социальной реабилитации. Медики выявили у брата-близнеца Полины «пограничную интеллектуальную недостаточность с нарушениями активности и внимания и эмоциональное расстройство в связи с ранним органическим повреждением головного мозга». У его младшей сестры – «лёгкую умственную отсталость с системным недоразвитием речи в связи с ранним органическим повреждением головного мозга». В интернате утверждали, что пребывание детей в семье негативно сказалось на их психике – они забитые, запуганные, заторможенные, необщительные, отстают в развитии, плохо ели.
Опека спустя рукава
Уже после трагедии местные жители начали открыто говорить о том, что Пётр был агрессивным, наверняка имел отклонения в сексуальной сфере. Так, его коллеги по ферме утверждали, что мужчина угрожал их застрелить, а также показывал свои половые органы. Но как вышло, что всё это не дошло до ушей сотрудников органов опеки?
Те же вопросы возникли у следователей, которые возбудили в отношении начальницы отдела по образованию Татьяны Муравьёвой уголовное дело по ч. 2 ст. 293 УК РФ (халатность).
«На момент обращения за оформлением опеки, заключения договора о приёмной семье Екатерина не имела ни постоянного места жительства, ни средств к содержанию малолетних, поскольку была безработной, однако начальником отдела по образованию вследствие ненадлежащего исполнения должностных обязанностей не было предпринято никаких мер по проверке реальных условий и места проживания детей», — говорится в материалах дела.
Проверки, проводимые подчинёнными Муравьёвой, были чистой формальностью – дом семьи полностью устраивал органы опеки, дети якобы питались хорошо, в итоге все акты и характеристики на ребятишек были составлены как под копирку. Екатерина утверждала, что их временами навещала лишь одна сотрудница, хотя в суде все трое чиновниц уверяли, что это не так.
Между тем в составленных ими документах порой встречались явные нестыковки. Например, в акте проверки от 17 апреля 2017 года была ссылка на договор о приёмной семье, датированный следующим днём. То же наблюдалось и в акте от 25 августа, где была ссылка на договор о приёмной семье от 28 числа. В другом акте проверки и договоре о приёмной семье были указаны разные адреса. Всё это госпожу Муравьёву ничуть не смущало. Как и тот факт, что регистрационный учёт детям приёмные родители оформили лишь в январе 2018 года.
Вины за собой чиновница не признавала, отмечая, что все семьи были на виду у опеки. Случаев отказа кандидатов в приёмные родители не было, как и случаев изъятия детей в связи с нарушением их прав.
Что же до характеристики из Центра психолого-медико-социального сопровождения на Екатерину и Петра, то она якобы не дошла до отдела по образованию. А истребовать документ Муравьёва не стала, «считала это нецелесообразным». Никаких сомнений пара из Украины у женщины не вызывала, хотя Муравьёва не имела ни малейшего представления о том, чем они зарабатывали на родине. А также не задала ни единого вопроса, когда узнала, что опекуном сразу четверых детей хочет быть одна Екатерина.
В декабре 2016 года у чиновницы состоялся примечательный разговор с директором СПК «Днепр», который не рекомендовал опеке передавать детей его подчинённым. Он считал, что жилищные условия для этого никак не подходят. Однако у Муравьёвой было другое мнение – дом площадью 68 «квадратов» с жилой зоной в 54 «квадрата» вполне мог уместить шестерых человек. Хотя по нормативам на каждого члена семьи должно было приходиться по 18 кв. м.
Когда с Екатериной заключали договор о приёмной семье, Муравьёва не знала, что женщина не трудоустроена, переехала в Агибалово и не оформила там регистрацию. Когда факты вскрылись спустя 10 дней, опека предпочла никак на них не реагировать. Чиновница поверила словам опекунши о том, что директор ООО «Агибалово» обещал построить семье новый дом, но даже не удосужилась сама поговорить с руководителем или кем-то из сотрудников.
Ускользнул от внимания начальницы и другой любопытный факт. Ещё до появления в семье старшей девочки-сироты Екатерина взяла из Шаталово мальчика. А спустя время вернула обратно, так как ребёнок якобы сбегал и обижал других детей. Муравьёва не посчитала нужным поинтересоваться, что на самом деле произошло в семье.
Последней каплей в этой истории стало то, что Екатерина не вправе была оставлять детей с отчимом и уезжать в Ростов. Сама она утверждала – сотрудники опеки слышали о предстоящей поездке, но никто не сказал, что женщина таким образом нарушит договор о приёмной семье.
«Самый гуманный суд в мире»
Могло ли помочь ответственное исполнение обязанностей сотрудниками опеки избежать трагедии? Изначально суд посчитал, что да. В январе 2020 года Татьяну Муравьёву приговорили к двум годам лишения свободы условно с лишением права занимать свою должность. Однако впоследствии дело отправилось на новое рассмотрение. 30 июня 2022 Сафоновский районный суд в конечном счёте не нашёл в действиях чиновницы состава преступления и не установил нарушений закона в её работе. Также не установлено прямой связи между действиями начальницы и смертью 7-летней малышки. Муравьёву полностью оправдали и признали за ней право на реабилитацию.
Реальное наказание в этой жуткой истории получил лишь Пётр. Суд приговорил его к 23 годам лишения свободы.
*Имена детей изменены по этическим причинам
