13 декабря Центробанк отозвал лицензию «Смоленского банка». Тем самым был положен конец неопределенности, которая сложилась вокруг кредитного учреждения с 29 ноября, когда банк прекратил выплату вкладов и выдачу кредитов. О том, что стало причиной краха крупнейшего регионального банка Смоленской области, чего ждать его клиентам, и как политика вмешалась в экономику – в интервью с создателем и председателем правления «Смоленского банка» Павлом Шитовым.
Смолян сейчас интересует, что ждет вкладчиков в дальнейшем? Какая ситуация сложится с юридическими лицами, и хватит ли у банка ликвидности, чтобы закрыть все свои обязательства перед вкладчиками?
— Вкладчики до 700 тысяч получат все свои деньги. К сожалению, остальным вкладчикам получить сколько-нибудь серьезную сумму будет сложно, потому что процедура ликвидации предусматривает, что сначала агентство по страхованию вкладов вернет свои денежные средства, которые оно потратило на выплату вкладчикам до 700 тысяч. И только потом деньги пойдут на удовлетворение других обязательств. Но при этом надо учитывать, что в банке есть разные активы. Есть активы по ликвидационной стоимости, и стоить они будут весьма немного. Например, тот же центр «Гагаринский»: в недостроенном виде он стоит очень мало. Или наши сельскохозяйственные активы. Продать большой участок земли за сколь-нибудь значительную сумму будет невозможно. Поэтому все будет продано по маленькой цене, соответственно, мало денег будет выручено. Наше законодательство о банкротстве дает не так много времени ликвидатору на реализацию имущества, и конечно же ликвидатор не будет пытаться довести актив до того, чтобы он был продан по рыночной цене. Ну и плюс нужно учитывать, что экономика России вступает в стагнацию.
Все активы «Смоленского банка» сменят собственника?
— Естественно. Но это же незаконченные проекты, многие компании не могут работать без кредитных ресурсов, поэтому я ожидаю, что многим компаниям придется весьма несладко. И это точно не увеличит их стоимость.
Если говорить о дальнейшей судьбе «Смоленского банка», то, видимо, значительную ценность представляет та инфраструктура, что была создана. Как вы считаете, кому она перейдет?
— С 13 декабря это уже не наша компетенция. Конечно же офисы не будут оценены ни во что, и инфраструктура не будет оценена, не смотря на то, что она приносила прибыль 300 млн рублей в год.
Есть шанс, что вся эта сеть достанется какому-то одному кредитному учреждению, будет произведен ребрендинг?
— Может и есть небольшая вероятность, хотя отделения «Смоленского банка» были ценны именно своим брендом, той атмосферой и тем удобством, который они предоставляли клиентам. Сам приход другого банка не означает, что офисы останутся такими же привлекательными. Офисы – это не только расположение помещений, это коллектив, это технология работы, это большой труд. Если придет другой банк, это не значит, что у него будет такой же хороший результат, как у «Смоленского банка».
Те претензии, которые вам предъявил Центробанк, и которые были опубликованы в пресс-релизе, на сколько, по вашему мнению, они обоснованы, и какие из них сыграли ключевую роль при принятии Центробанком решения об отзыве лицензии?
— Основная претензия к нам, и мы с ней согласны, это то, что мы оказались неспособны выполнять обязательства в срок. Исполнять свои обязательства в срок – это то, что делает банк банком. Мы не смогли этого сделать 29 ноября, и этого было достаточно для отзыва лицензии. Все остальное – это скорее оценочные суждения, которые Центробанк выносит из достаточно консервативного взгляда. И правильно делает. Оценка Центрального банка никогда не должна быть лучше реального положения, она всегда хуже реального положения. И это – консервативный подход.
Какова дальнейшая судьба банка «Аскольд», который входил в вашу банковскую группу?
— «Аскольд», судя по всему, постигнет та же судьба, что и «Смоленский банк», потому что мы входили в одну банковскую группу и сильно завязаны экономически.
Если в целом оценить банковскую систему Смоленской области, как на ней скажется уход с рынка «Смоленского банка»?
— Я считаю, что в Смоленске в скором времени не будет самостоятельных банков. Все они будут вынуждены уйти с рынка.
По вашему мнению, каково участие Алексея Островского в крахе «Смоленского банка»? Экспертное сообщество расходится в оценках: одни говорят, что у губернатора вообще нет полномочий для того, чтобы поддержать банк, либо довести его до краха, другие считают иначе. Так, на «Смоленском форуме» одна из ваших сотрудниц обращалась к губернатору с просьбой не допустить крах банка.
— Я с Островским достаточно хорошо знаком, и, скажем так, пересекался по работе. Мне кажется, Островский сам не понимает, какие полномочия у него есть, а каких нет. Все мы видели выступление Островского, в котором он давал банку негативную оценку, призывал людей не размещать в нем вклады. Тем самым он способствовал созданию паники. Островский не учел, что сейчас вообще очень сложное время для банковской системы. Я полагаю, что Островский хотел создать проблему банку и потом перехватить управление им. Что он косвенно и подтвердил в своем выступлении.
.. когда он сказал в своем выступлении, что готов поддерживать банк при абсолютной смене собственника…
— Смысл его выступления был такой: я предупреждал, что банк плохой, с банком все очень плохо, но собственник сменился и теперь я буду банк поддерживать. Его просто не устраивала моя персона. Конечно, это способствовало краху банка. Я думаю, смоляне разобрались, кто такой Островский, поэтому само по себе это не могло явиться решающей проблемой для «Смоленского банка». Но тут, к сожалению, еще наложилась ситуация с «Мастер-банком».
Если вернуться к событиям конца весны – начала лета. У вас, судя по всему, было желание стать членом губернаторской команды, вы стали членом ЛДПР. Но потом вас исключили из партии и из предвыборного списка ЛДПР. Почему такая ситуация сложилась? Почему не нашли общего языка? Ведь вы наверняка как руководитель крупного кредитного учреждения были заинтересованы в ровных отношениях с главой региона.
— Островский приходит и уходит, а я остаюсь смолянином. Иной родины у меня нет. Мне было неважно, Островский, или кто-то другой. Я хотел делать то, что поможет всей Смоленской области. Если для этого нужно было вступить в ЛДПР – я вступил в ЛДПР. Если для этого нужно было помогать ЛДПР, в том числе финансово – я тоже был не против и оказывал помощь. Но Островскому было важнее получить на эту предвыборную кампанию семь миллионов. Такие бюджеты до этого ЛДПР не имела, и видимо, эти семь миллионов затмили сознание Островского.
Ну а исключили то почему? Что этому предшествовало? Вы совершили какой-то несистемный поступок?
— Да нет, конечно, я не совершаю несистемных поступков.
То есть для вас это было неожиданностью?
— Конечно.
У вас у самого какие планы на будущее? Чем намерены заниматься дальше?
— Есть несколько направлений, в которых я хочу продолжить деятельность. Сейчас раздумываю на эту тему. Сидеть сложа руки не буду точно.
Записал Максим ЗАХАРОВ
