Неизвестные письма известного смолянина

В этом месяце исполняется 185 лет со дня рождения нашего земляка, смолянина выдающегося военного, профессора-химика, агронома, общественного деятеля и публициста Александра Николаевича Энгельгардта (1832 – 1893).

Родился Александр Энгельгардт в семье крупного помещика, отставного офицера Николая Фёдоровича Энгельгардта в имении Климово Духовщинского уезда Смоленской губернии. Будущий учёный получил хорошее домашнее образование. По семейной традиции Александр Энгельгардт избрал военную карьеру – поступил и окончил в чине поручика Михайловское Артиллерийское училище, а затем и Академию в Санкт-Петербурге, где получил хорошие знания по математике, механике, физике и химии.

Затем работал в Санкт-Петербургском Арсенале, где, как технический специалист, занимался отливкой орудий. Тогда же он серьезно увлекся химической наукой и познакомился с Д.И. Менделеевым. В 1857 году на деньги отцовского наследства Александр Энгельгардт основал первую в России частную химическую лабораторию, которую через два года передал Петербургскому университету. Затем начал издавать первый российский «Химический журнал», где печатались уже известные на весь мир учёные-химики Д.И. Менделеев, Н.Н.Бекетов и А.М Бутлеров.

008

В 1864 году Александра Энгельгардта пригласили в качестве профессора химии в Санкт-Петербургский Земледельческий институт. Ему было тогда всего 32 года. Работая здесь, Энгельгардт стал разрабатывать идеи использования химических и органических удобрений в сельском хозяйстве, написал научные работы «Применение костяного удобрения в России» и «Химические основы земледелия».

Переломным для ученого стал 1870 год, когда он получил за свои исследования Ломоносовскую премию и степень доктора химии, а также должность декана химического факультета Земледельческого института.

Назначение деканом сыграло роковую роль в карьере и жизни выдающегося ученого. Став деканом он должен был следить за благонадежностью студентов, которые на своих вечерах обсуждали запрещенную литературу и различные политические вопросы. Энгельгардт этому не препятствовал, поэтому 1 декабря 1870 года он был арестован и провел в Петропавловской крепости почти два месяца. Его обвиняли в «беспорядках и противозаконных сходках и сборищах».

В 1871 году Александр Николаевич Энгельгардт был сослан без срока под надзор полиции без права проживания в университетских городах и без права преподавания. Ссылку он отбывал в своем имении Батищево в Смоленской губернии, где провел оставшиеся 22 года своей жизни.

009

Именно в Батищево Александр Николаевич стал писать свои знаменитые «Письма и деревни». На эту работу до сих пор постоянно ссылаются литераторы, ученые и политики. С этим произведением был знаком В. И. Ленин, который неоднократно в своих статьях обращался к смоленским «Письмам из деревни» А. Н. Энгельгардта, используя их в качестве источника для изучения российской деревни 70-80-х годов XIX века. В одной из статей В. И. Ленин так охарактеризовал «Письма» А. Н. Энгельгардта: «…Отчего не доверять наблюдениям, которые целые 11 лет собирал человек замечательной наблюдательности, безусловной искренности, человек, превосходно изучивший то, о чем говорит». Позже это произведение стало использоваться для доказательства «грабительского характера крестьянской реформы 1861», отменившей крепостное право.

Известные двенадцать «Писем из деревни» были написаны А. Н. Энгельгардтом в 1872-1887 годах, то есть тогда, когда крестьянская реформа была уже свернута многочисленной российской бюрократией, которой реформа была крайне не выгодна, так как чиновниками становились в основном дворяне и помещики.

Однако существуют еще письма «Из деревни», датированные 1863 годом, в которых Энгельгардт подробно описал подъем в сельском хозяйстве в первые годы проведения реформы, когда крестьянство, наделенное землей, поверило в свои силы и в благородные намерения царя-освободителя.

История этих неизвестных «Писем» такова. Лето 1863 года Александр Николаевич провел у родных в Бельском уезде Смоленской губернии. Перемены в жизни смоленской деревни настолько его поразили, что в этом же 1863 году он под псевдонимом А. Буглима написал четыре письма в редакцию «С.- Петербургских Ведомостей», озаглавив их «Из деревни». Эти письма вошли в качестве приложения в третье издание «Писем из деревни», вышедшее в 1897 году. Больше они никогда не издавались.

В советское время о существовании этих четырех первых «Писем из деревни 1863 года» постарались забыть, так как они противоречили устоявшейся ленинской точке зрения на реформу 1861 года и на наделение крестьян землей. По сути, эти письма стали единственными свидетельствами эффективности начального этапа правительственных реформ.

05

А. Н. ЭНГЕЛЬГАРДТ. ПИСЬМА 1863 ГОДА

(Отрывок из первого письма)

С тех пор, как я последний раз был в деревне, совершилось освобождение крестьян. Очень понятно каждому, что такое событие не могло остаться без влияния на народную жизнь. Мне еще в Петербурге говорили, что провинция в последнее время очень изменилась, но признаюсь, я не ожидал такой резкой перемены, – я не ожидал, чтобы так быстро, в какие-нибудь два года, все так радикально изменилось к лучшему. Этой перемены нельзя не заметить, нельзя не видеть; слепой, если не увидит, то услышит, почувствует ее; она чувствуется я воздухе, слышится в голосе каждого человека (…)

Начну с того, что особенно резко бросается в глаза. В деревнях у крестьян всюду идет постройка – точно после пожара. Новые избы большей частью уже не такие как были прежде, не курные, без печей, с дырами вместо окон, а чистые и светлые. Местами даже встречаются светлицы с несколькими окнами, с вычурными украшениями на крышах и окнах, с большими хорошо крытыми дворами и прочными хозяйственными постройками.

В одной деревне меня особенно поразила новая постройка, каких прежде не видывано было в нашей местности, каких и теперь еще встречается мало. Спрашиваю, кто строит. Говорят, мужик-богач. Дворник ближайшего постоялого двора где я кормил лошадей, рассказал мне, что этот мужик-богач прежде считался бедняком, жил в курной избенке, ходил оборвышем, так что из шапки волоса лезли, как выразился дворник, а теперь оказался капитал, строит хороший двор, заводит лавочку. И таких богачей, говорил дворник, у нас в волости уже оказалось несколько. Теперь мужики не боятся выказывать деньги, а прежде прятали и притворялись бедняками да как притворялись: ходили в лаптях, ели пушной хлеб. Независимо от построек, возводимых такими богачами и денежными дворовыми людьми, поселяющимися в деревнях, все другие крестьяне тоже обстраиваются: тот амбар ставит, тот двор кроет, тот делает печь и трубу.

03

На крестьянских наделах тоже кипит работа: мелколесье, кусты, амшары, болота – все разрабатывается, точно пришли новые поселенцы… Крестьяне деятельно разрабатывают свои наделы, и я думаю, через несколько лет на крестьянских наделах все будут только поля и лужки (…)

Совершенно иной вид имеют помещичьи земли. Господские дома и постройки мало где подправляются, дорожки в них не чистятся. Запустение везде большое… Экипажи, хорошие лошади, даже скот – все распродается. У ямщиков в тарантасах железные оси и хорошие колеса, как они сами говорили мне, все от господских колясок и карет. Колясок и карет шестериками одношерстных лошадей с лакеями в ливреях, кучерами и форейторами в щегольских кафтанах, теперь уже не встречаешь по дорогам; все больше пошли тарантаски да простенькие брички тройками разношерстных рабочих лошадей. Псарен, охот с доезжачими, гончими, борзыми – тоже нигде что-то не видно… Притом же крестьяне теперь так зазнались, что не позволяют борзятникам топтать поля. Помещичьи поля почти везде запускаются на половину или более, местами же встречаешь целые поля запущенными, вследствие уничтожения хуторов. Теперь, если вы видите запущенное поле, покрытое скудной растительностью: крестьянским щавлем, блошником, сереньким клевером, или на порядочных почвах желтым хмелевидным клевером, то знайте, что это помещичья земля. Уничтожение крепостного права совершенно изменило наше хозяйство. Хозяйничать по-прежнему теперь решительно невозможно — труд не окупится (…)

Несмотря на то, что прошло только два года с 19 февраля (1861 года – ред.), крестьяне поправились настолько, что не едят уже пушного хлеба, имеют сапоги, ременную упряжь на лошадях и пр. (…).

04

Сколько я мог заметить, нынче хлеб на полях далеко лучше, чем бывал в старые годы, и урожай гораздо равномернее: нет такой большой разницы между помещичьими и крестьянскими хлебами; местами даже у крестьян хлеба лучше помещичьих…

Русский лапоть тоже, кажется, уничтожается и скоро, может быть, останется только на письменном столе того русского богача, любителя всего русского, который сделал для своего письменного стола золотой лапоть в виде пресс-папье.

Сапожное ремесло теперь одно из самых прибыльных в деревне. Деревенские сапожники везде мне говорили, что они постоянно завалены работой – мужицкие сапоги все делают. Прежде, бывало, у нас увидеть мужика в сапогах – была редкость; только бурмистры и старосты ходили в сапогах. А теперь, посмотрите-ка, все в сапогах щеголяют, правда еще только по праздникам, но и то достаточно. Впрочем, и по будням я очень многих видал в сапогах, особенно тех, которые приходили по делам к посреднику; даже работников в ненастные дни на работе видел в сапогах, а пастух наш так постоянно ходит в сапогах. Пастух в сапогах – что за перемена! (…)

Если, несмотря на большие расходы, быт крестьян видимо улучшился, то причиной улучшения стало то, что крестьянин теперь сделался свободен в известной степени и независим относительно земли.

Материал подготовил Дмитрий ТИХОНОВ

Использованы фотографии С.М.Прокудина-Горского. Нач. XX века.

SmolNarod.ru